Уныние есть расслабление души и изнеможение ума, пренебрежение христианским подвигом, ненависть к обету, ублажитель мирских людей, клеветник на Бога – будто Он немилосерден и нечеловеколюбив; в псалмопении оно слабо, в молитве немошно, в телесном же служении крепко, как железо, в рукоделии не лениво, в послушании — лицемерно.
Св. Иоанн Кассиан говорит, что более всего страсть уныния одолевает странствующих по пустыням иноков или живущих в монастырях. Когда нападает этот бес (а сильнее всего действие в полуденные часы, отчего называют его бесом полуденным), то вызывает отвращения ко всему: и к своей келье, и к братии своей. Отбивает у монаха охоту от всякого дела и заставляет жаловаться на то, что, столько лет живя здесь, он ни в чем не преуспел. Уныние расхваливает монаху отдаленные монастыри и другие места, которые могут способствовать ко спасению. К пяти часам вечера полуденный бес изнуряет тело монаха, вселяет чувство голода, лишает его всяческой возможности заниматься богоугодными делами. Затем уныние уговаривает монаха навестить братии своих или больных, называя эти визиты делами любви. Одним словом, уныние склоняет к праздности и безделью, которое может проявляться как в полуденном сне, так и в проведении времени в увеселениях («бегство из кельи» также является проявлением уныния).
Проявлением уныния святитель Игнатий Брянчанинов называет следующие грехи:
Леность ко всяком доброму делу, в особенности к молитвенному. Оставление церковного и келейного правила. Оставление непрестанной молитвы и душеполезного чтения. Невнимание и поспешность в молитве. Небрежение. Неблагоговение. Праздность. Излишнее успокоение сном, лежанием и всякого рода негою. Перехождение с места на место. Частые выходы из кельи, прогулки и посещения друзей. Празднословие. Шутки. Кощуны. Оставление поклонов и прочих подвигов телесных. Забвение грехов своих. Забвение заповедей Христовых. Нерадение. Пленение. Лишение страха Божия. Ожесточение. Нечувствие.
Многие люди понапрасну равняют уныние с обычной грустью, уныние в своей сути ей не является. Уныние – это, прежде всего, недостаток веры. Бес уныния, приступая к человеку, заставляет его сомневаться в существовании Господа и важности спасения. Столкнувшись со страстью уныния, человек ощущает бесполезность всех проделанных до того трудов, ослабляет свою бдительность, оказывается не готов отражать новые нападения страстей, которые он, казалось бы, если не победил, то, по крайней мере, заставил угомониться.
Именно на унынии легче всего сломаться в подвижнических трудах, опасность его в том, что поражение в схватке возвращает человека на самую первую ступеньку лестницы, с которой он начинал свое восхождение по лестнице страстей. Потому что уныние ведет к праздности, а праздность – ко всем остальным грехам. Св. отцы говорят, что трудящегося одолевает один бес, а пребывающего в праздности целое сонмище.
Начинаются проявления уныния с лености. В идеале человек должен все время своей жизни пребывать либо в труде, либо в молитве. Даже продолжительный сон уже мешает спасению души. Молитва, труд и дела любви. Труд для христианина не имеет никакого сакрального значения, православие не культивирует труд как таковой. Работа воспринимается как крест грешника: в Раю Адаму и Еве не приходилось работать, и только после грехопадения им пришлось трудиться в поте лица, добывая свой хлеб. В жизни же подвижника труд имеет скорее вспомогательную функцию, поскольку во время работы не остается времени на греховные помыслы. Работа помогает сосредоточиться. Кроме того, монахи предпочитали добывать пропитание все-таки не милостыней, а собственным трудом, продавая свои рукоделия. Излишек денег, полученный от продажи изделий, раздавался нищим.
Все хорошо знают, что работа отвлекает от дурных помыслов, стабилизирует жизнь, мешает скатиться до состояния животного. Возможно, что не будь у нас возможности работать, то многие пороки давно бы нас захлестнули. Но возможность работать не должна становиться для человека наркотиком или целью жизни. Существует даже такое понятие — «трудоголик», которое говорит, что от работы может возникнуть зависимость, подобная зависимости от наркотиков или спиртного. Важно знать, что иудейский, а затем и христианский запрет трудиться в выходной связан именно с этой опасностью. Выходной надо посвящать Господу. А как часто в обществе принято нарушать эту заповедь, так можно и судить о повсеместной одержимости страстью уныния именно в форме всегдашней занятости и на этом основании отрицание возможности посещать храмовые богослужения или просто домашней молитвы. Ставшим на молитву этот лукавый дух напоминает о нужных делах, употребляет всякое ухищрение, чтобы только отвлечь нас от собеседования с Господом. Спросим, бывают ли счастливы люди, оправдывающие свою немолитвенность «вечной занятостью» и услышим об отсутствии в жизни радости… Нам необходимо помнить, что труд – это необходимое наказание, которое хоть и должно воспринимать с радостью, как необходимое для исправления, но все же оно по-прежнему остается для нас наказанием.
Уныние часто бывает одной из отраслей, одним из первых исчадий многословия. Празднословие (пустоговорение) – грех празднословия хоть и не очень страшен сам по себе, тем не менее часто является источником многих других грехов. Как праздность является хорошей почвой для любого зерна порока, так и праздная речь рождает множество грехов. Празднословие почти всегда влечет за собой злословие, потом сквернословие, вскоре – ложь и клеветничество, шутки, разнообразные прегрешения словом (сколь часты фразочки типа: «Я тебя убью», – сказанные не всерьез), призывание нечистого, клятвы, упоминание имени Господа всуе (например, слово «обожаю», произнесенное по отношению к какому-либо предмету, уже можно приравнять к словесному созданию себе кумира, если вдуматься в смысл слова: «обожаю» – приравниваю к Богу) и многие, многие другие грехи.
Издревле молчание считалось большой добродетелью. Многие подвижники, чтобы победить этот вид уныния, принимали на себя обет молчания (их называли молчальниками) и долгое время ни с кем не разговаривали.
Все мы хорошо понимаем и чувствуем то, что произнося какую-нибудь мысль вслух, укрепляемся в ней. Точно так же, произнося как бы между прочим злые слова в адрес ближнего, мы постепенно будто бы убеждаем себя в том, что действительно ненавидим его. Вообще тот факт, что наши слова имеют определенное материальное воплощение, признается и всеми религиозными мыслителями (в самых разных религиях), и современными учеными, исследующими психику человека. Так, произнося вслух (даже в шутку) имя нечистого, мы тем самым призываем его к себе. То же происходит, когда мы произносим имя Господа. Любая сказанное нами фраза – есть уже символически совершившееся действие. Следовательно, наблюдая за своей речью, надо представлять, что все сказанные тобой слова становятся реальностью. Такое наблюдение научит словесному воздержанию и трезвению, которое много значит в подвижничестве.
Смех, шутки, ирония христианством порицаются, а к шутке Православие относится довольно строго. Это не значит, что человек должен ходить мрачным и унылым, но веселье, которое испытывает праведник, не имеет ничего общего с тем весельем, которое исходит от шутки и влечет за собой смех.
На первый взгляд, такая суровость к шутке кажется странной, шутка часто представляется вполне безобидной. Да, юмор нередко помогает в борьбе с пороком, выставляя его смешным и нелепым. С другой стороны, эта борьба приобретает совершенно иную цель: не спасение души, а желание угодить обществу, высмеивающему данный порок. Не говоря уж о том, что нередко высмеиваемые недостатки, доверчивость например, с точки зрения верующего человека недостатками не являются.
Шутка рассматривает и порок, и добродетель как бы через уменьшительное стекло, в результате чего первый перестает быть страшным, а вторая прекрасной. Глядя на мир через призмуюмора, человек забывает, насколько серьезно то, что происходит в нем. Шутка часто связана с иронией, а ирония – с цинизмом. Чувство юмора ведет к умеренности, к тому, что «не горячо, не холодно, но тепло». Мы все боимся быть смешными. Как часто мы отказываемся от своих идей, от своего мнения, от своей позиции только потому, что кто-то высмеял их. Казалось бы, что здесь такого? Разве смех убивает или калечит? Почему наши внутренние взгляды, способные выдержать периодически довольно серьезные испытания, пасуют перед чьим-то ироничным языком? Людей высмеивающих всегда боялись, ибо смех их не только бичует пороки, но и разрушает все, что другим дорого. На самом же деле сами шутники, как правило, крайне несчастны, потому что они все видят через искаженное зеркало иронии, их действия пропущены через ее фильтр, они неспособны проявить искренние чувства, потому что искренние чувства всегда крайне серьезны. Они живут с вечной оглядкой на других и на саму госпожу иронию, ставшую в их жизни своего рода кумиром.
Уныние подобно сну души, когда всякие чувства, направленные на спасение, оставляют ее. Через уныние же приходит ожесточение и нечувствие сердца. Душа, пребывая во сне уныния, перестает ощущать свою греховность. Подобное состояние святые отцы называют окамененным нечувствием. Отсутствие истинного покаяния в своих прегрешениях, нежелание исправиться, нежелание спастись. Сердце теряет чувствительность к происходящему, голос совести замолкает. Человек вроде бы и понимает, что поступает худо, но понимание это не вызывает никаких эмоций, никаких чувств. Сердце будто парализовано, неспособно к движению. Такое разрушительное состояние души может разогнать только молитва, особенно молитва церковная. Такое состояние – обычное для людей гордых, самолюбивых, жадных, завистливых, распутников; в некоторой степени свойственно всем нам, потому, что это состояние греха и безблагодатности – обычное состояние человека падшего. Для души оно является адом на земле, умиранием ее при жизни тела.
Как правило, люди, чье сердце окончательно ожесточилось и пребывает в окамененном нечувствии, говорят и думают про себя: «Буду брать от жизни все. Ну и пусть попаду в ад. Зато здесь нормально поживу». Следует отметить, что для них не встает вопроса, куда попадет душа их после смерти. Эти люди потеряли надежду, они отчаиваются в своем исправлении и спасении. Лукавый дух предпринимает все, чтобы внушить помысл отчаяния. Ему уже не нужны будут усилия и труды для нашего поражения, когда сами падшие и лежащие не захотят противиться ему.
Преподобный Нил Синайский говорит: «Согрешить – дело человеческое, отчаяться же – сатанинское и губительное; и сам диавол отчаянием низвергнут в погибель, ибо не захотел покаяться».
Люди, пребывающие в состоянии нечувствия и отчаяния, похожи на приговоренного к смерти, который в последние минуты стремится получить от жизни как можно больше и преступает все человеческие законы, потому что все равно умирать, а вместо угрызений совести чувствует злость на мир, который обрекает его на смерть. Только он в своем безумии, ослепнув и оглохнув от своего отчаяния, не хочет слышать того, что ему обещают помилование, если он изменится. Страшный пример этого мы видим в Иуде-предателе, который хотя раскаялся в своем злодеянии, но был столь поражен, что вместо того, чтобы прибегнуть к милосердию Божию, удавился (Мф. 27, 5). К этому ли должно приводить истинное покаяние? Так ли велик грех, чтобы он мог превысить человеколюбие Божие? Нет. У нас милосердный Господь! Он никогда не презрит ваше покаяние, приносимое от сокрушенной души.
Уныние выражается в скуке и* вечном плохом настроении, в депрессии, в постоянной усталости, в ощущении бессмысленности всего и тщетности попыток что-то изменить. Столь популярный вопрос о смысле жизни есть по сути своей вопрос уныния.
Бес уныния лишает человека способности радоваться жизни. Одержимый унынием перестает радоваться даже удовлетворению своих страстей, понимая в глубине души, что удовольствие это преходящее, минутное, не может заполнить тот внутренний вакуум, который образовался в душе. Одиночество становится невыносимым. Окружающие люди нагоняют скуку и тоску. Человек не может долго находиться без движения, все время стремится к перемене места жительства, работы, учебы, к смене круга общения. Он не может подолгу заниматься одним делом: хватается то за одно, то за другое. Не может долго оставаться в состоянии собранности и сосредоточенности.
Страсти уныния противопоставляется добродетель трезвения, путь к которой лежит через труд, молитву и воздержание.
Преподобный Ефрем Сирин рассказывает: Одному брату перед бдением внушал помысл: «Сегодня дай себе отдых и не вставай на бдение» Но он отвечал помыслу: «Кто знает? Завтра, может быть, и не встанешь; потому надо встать сегодня». И за работой тоже внушал ему помысл: «Дай себе отдых сегодня, а завтра поработай». Он же опять отвечал: «Нет, сегодня поработаю, а о завтрашнем дне попечется Господь».
Из этого рассказа мы видим, что первая и главная защита христианина от уныния – постоянное памятование о смерти и страх Божий.
«Если брат при нашедшем на него унынии продолжает трудиться, то, при содействии благодати, отгоняет тогда от себя уныние» (св. Ефрем Сирин).
Вспомним наш обычный день. Только приступаем к работе, и работа как будто не клеится. Там болит, здесь ломит, глаза закрываются, спать хочется. Вот и думаешь: «Лучше не буду сегодня работать, отложу все на завтра». Удивительнее всего то, что назавтра повторяется та же история. Более того, оказывается, что заставить себя работать вдвое сложнее. А послезавтра, если продолжать отдых, работать будет еще сложнее. Как часто слышишь от людей о сильной занятости. И почти всегда люди эти «сильно занятые» за день не успевают почти ничего сделать. И наоборот, люди, постоянно трудящиеся, всегда найдут время помочь другу или встретиться с близким человеком для душевной беседы.
Чем больше на день запланировано дел, тем больше ты успеваешь сделать, да еще время остается. Если же день посвящен в основном отдыху и сделать надо всего пару мелочей, то скорее всего либо времени на них не останется, либо весь день уйдет на эти самые мелочи. Бывает, что, сидя за работой, чувствуешь усталость, но по причине важности и срочности работы не можешь позволить себе отдохнуть, и вскоре усталость проходит, открывается как бы второе дыхание.
Уныние часто проявляется в сонливости. Так, читая книгу, склоняешься ко сну, особенно если книга эта полезная и душеспасительная. Существует масса способов отряхнуть с себя сон, чтобы продолжить чтение: полить себя водой, открыть в комнате форточку, чтобы было холодно, читать стоя или стоя на коленях и т. д.. То, что молитвы принято читать либо стоя, либо на коленях, тоже во многом связано с тем, что в расслабленной позе человек не способен бывает сосредоточиться на молитвенном правиле. Потому, особенно начинающим советуется читать молитвы вслух, чтобы сосредоточиться на них.
Многие считают, что ценна только та молитва, которая исходит без понуждения, прямо из сердца, а если нет желания читать ее или идти в храм, так лучше и не делать того. Позиция эта в корне неверна. Дело в том, что наше естество, испорченное грехом, привыкшее потакать страстям, утеряло, заглушило в себе «инстинкт» правильной жизни.
Есть уныние естественное от бессилия, и есть уныние от врага. Если хочешь распознать их, распознавай так: вражеское приходит прежде того времени, в которое должно дать себе отдохновение, ибо, когда человек начнет что-нибудь делать, оно, прежде нежели совершится треть или четверть дела, нудит его оставить дело и встать. Тогда не надобно слушать его, но должно сотворить молитву и сидеть за делом с терпением, и враг, видя, что человек о сем творит молитву, перестает бороть его, ибо он не хочет давать повода к молитве. Естественное же уныние бывает тогда, когда человек трудится выше силы своей и понуждается еще более прибавить себе труда; и так образуется естественное уныние от бессилия телесного; при этом должно испытать силу свою и упокоить тело, по страху Божию.
Представим себе человека, который много лет пролежал на диване, не вставая с него. И вдруг в какой-то момент он испытывает желание начать двигаться. Но мышцы его не привыкли к работе. От движения он не испытывает никакой радости, а воспринимает его только как тяжкий труд. И вот он думает: «Если движение кажется мне тяжким трудом, значит, оно противоестественно для моего организма, а следовательно, продолжу я лучше лежать на диване». Но если этот человек преодолеет первые тяжелые дни, поборет усталость и заставит себя ходить, то потом уже движение начнет доставлять ему удовольствие, и он будет удивляться, почему он лишал себя такой радости.
Некий старец рассказывал: «Когда я беседовал с некоторыми братиями о пользе, на них нападал такой глубокий сон, что не могли двигать веками. Желая обнаружить действие демона, я заговорил о пустом предмете. Они обрадовались – и сон тотчас прошел».
На практике лучше не допускать даже помысла уныния. Просто назначать сразу себе объем дел или чтения и стараться всегда выполнять положенное. Тогда уныние не сможет даже подступиться.
Уныния также происходит от чрезмерной занятости собой, своими переживаниями, неудачами и, как результат, – угасание любви к окружающим, равнодушие к чужим страданиям, неумение радоваться чужим радостям, зависть.
Основа и корень духовной жизни и силы верующего — любовь ко Христу, и ее нужно в себе растить и воспитывать. Всматриваться в Его образ, прояснять и углублять его в себе, жить мыслью о Нем, а не о своих мелких суетных удачах и неудачах, отдавать Ему свое сердце, – это и есть жизнь христианина. И тогда в сердце нашем воцарятся тишина и мир, о котором говорит преподобный Исаак Сирин: «Умирись с собой, и умирятся с тобою небо и земля».
Список литературы:
Восторгнутые класы в пищу души. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1905 г.
Писания преподобного отца нашего Иоанна Кассиана Римлянина. М, 1993 г.
Творения иже во святых отца нашего аввы Исаака Сириянина. Слова подвижнические. М, 1994 г.
Настольная книга священнослужителя, т. 2, 4, 7. М., Издание Московской Патриархии, 1983 г.