ПВ № 06(15) 06-2009.pdf Рубрику ведет Сергей Смоляков
– Ма-ам, а что сегодня на ужин?
-Ой, не знаю, сами что-нибудь придумайте, я побежала
на всенощную…
* * *
– Сынок, приходи сегодня пораньше, пожалуйста, совсем же тебя не вижу. Приехала повидаться всего на несколько дней, столько лет не виделись с вами, а вы дома только ночуете.
– Ну, что ты, мама, не понимаешь? Вчера спевка была, сегодня акафист, завтра канон, после завтра воскресная школа- мы же не можем ничего пропустить. Ты сама виновата,
с нами не ходишь, вот тебе и скучно.
* * *
– Здравствуйте, это классная руководительница вашей дочери. Мы очень обеспокоены – девочка в школе постоянно сонная, невнимательная, делает глупейшие ошибки. Вы знаете, что с такими оценками она может не перейти в следующий класс? Скажите, с ней все в порядке?
-Да, конечно, просто она устает очень, ложится поздно: мы же почти каждый вечер в церкви-то всенощная, то спевка, то каноны с акафистами, а дома еще правило длинное, вот и не высыпается. Вы уж отнеситесь к ней поснисходительнее…
Знакомо? Боюсь, что да. Причем большинству из нас – на собственном горьком опыте. И продолжать диалоги можно до бесконечности…
Но что же это такое с нами случается, если, познав самое лучшее и прекрасное, что есть на свете – любовь Господню, его милость и прощение, мы перестаем замечать тех, кто рядом с нами? Почему, стремясь хотя бы чуть-чуть приблизиться к Свету, мы равнодушно пробегаем мимо людей, а то и вообще невольно сталкиваем близких своих в самую черную тень?
«Ах, он не такой, каким я хочу его видеть – он не молится дома, он редко ходит в церковь, он не соблюдает постов – я не могу с ним жить бок о бок, нам не о чем разговаривать, даже в гости к этому человеку не хочу ходить» – и постепенно пропадают из нашей жизни старые друзья, грустнеют и замыкаются в себе родители, отчуждаются и охладевают мужья и жены, перестают слушаться и «срываются с катушек» дети.
А мы мучаемся и плачем, пристаем с расспросами и просьбами ко всем знакомым священникам и монахам в призрачной надежде, что вот они поговорят сейчас с нашими близкими и те как по мановению волшебной палочки изменятся и станут такими, какими мы их хотим видеть. И вот тогда, наконец, мы и сможем полюбить их – преображенных, благостных, соответствующих тому образу, который мы сами для них сочинили…
А почему, собственно? Кто дал нам право быть святее Господа? Почему Он любит и терпит их такими, какие они есть, ожидая, что они придут в свой час, а мы торопим «скорей-скорей», злимся и обижаемся, что они не могут бежать в нашем темпе, чего-то пока не понимают или не могут принять?
– Придете к нам в выходные? Немножко посидим, поговорим.
– Что ты, пост сейчас, разве можно по гостям ходить? Подожди месяц-полтора, тогда сможем.
И неважно, что человеку сейчас тоскливо, одиноко, главное – от «генеральной линии» не отойти.
И мы летим по своим делам, не видя ни протянутых за помощью рук, ни робко раскрытых чемоданчиков и мятых кепок уличных музыкантов, неуклюже пытающихся хоть чуть-чуть подработать к нищенской пенсии или пособию, выбрасываем на помойку ненужную одежду и утварь и фыркаем по поводу оборванного вида малышни из соседской многодетной семьи.
Недавно еще вполне вежливые и воспитанные светские люди, где мы оставляем свою вежливость, простую человеческую исполнительность и внимательность, едва переступаем порог церкви? Мы великолепно осваиваем церковный сленг, шага не можем ступить без «Простите и благословите», но при этом благополучно забываем о данных обещаниях, а, будучи уличены, ничтоже сумняшеся опрадываемся тем, что Господь, дескать, не благословил. Не слишком ли много своих свинств и пакостей мы перекладываем на Него?
Любая лень, забывчивость, нежелание делать что-то – все находит оправдание в якобы существующей на этот счет «воле Господней». Сижу без работы, никаких шагов не предпринимаю – а «виноват» все равно Господь, если бы Ему было угодно, Он бы мне новое рабочее место обеспечил «с доставкой на дом».
А потом среди недели обнаруживается очередной двунадесятый праздник, мы звоним начальству, и, хрипя и кашляя в трубку, сообщаем о внезапно нагрянувшем гриппе и ничтоже сумняшеся отправляемся после этого на богослужение, не задумываясь о том, что, вообще, то только что самым благочестивым образом солгали.
И как часто почему-то наше молитвенное настроение и благочестивые разговоры служат прекрасным оправданием халтуры и лени на работе. «Ну как же, о труде в заповедях не сказано ни слова», поэтому можно и сидеть часами в интернете, и обязанности свои исполнять спустя рукава, участвуя вместо этого в бесконечных богословских дискуссиях и платочно-юбочно-постовых спорах. И снисходительности к себе можно просить, и даже требовать – я же так благочестиво полночи молился, вы уж простите, что теперь носом клюю и толку от меня никакого.
А во что превращается частенько наш разговор? Куда делась былая свобода речи, где наши мысли, где личное отношение к прочитанному, услышанному, пережитому? Мы начинаем бояться собственной тени, перестаем доверять себе, превращаясь в ходячий сборник цитат. Нет, безусловно, читать святых отцов можно и нужно. Только вот живому человеку от нас нужно такое же живое участие, сопереживание, причем зачастую в радости даже больше, чем в горе. А кому захочется вместо теплого и доброго общения выслушивать тонны и километры самых лучших, идеально подобранных, но все-таки чужих цитат?
Мы так захвачены обрушившимся на нас счастьем веры, нам так необходимо поделиться этим счастьем со всеми окружающими! Но почему же речь наша вместо гимна любви, обращенного к Тому, кто возродил нас к жизни, превращается в гневное обличение всех, кто не готов пока эту любовь с нами разделить? Почему мы становимся вдруг сухими и нудными начетчиками, а Тот, кто Сам есть любовь, счастье и жизнь, в наших словах обращается в мрачного счетовода, мнительно следящего за мельчайшим промахом своих непутевых чад, грозящего неисчислимыми муками за каждый промах, каждую глупость?
Почему мы готовы помогать только «своим», тем, кто во Христе? А остальные что – не люди? Старенькая и немощная бабушка, в детстве травмированная советской идеологией и так и не сумевшая обрести веру, что, менее достойна помощи, чем ее благочестивая соседка по дому? Неужели человек, и без того обделенный, не знающий или не умеющий познать Отца, должен теперь в одиночестве бороться с бедой только из-за того, что мы все из себя такие правильные, общаемся только в своем замкнутом «православном гетто», а «чужакам» не считаем нужным даже уронить крупиц со своего стола?
Мы открываем для себя новый мир, часами просиживаем в интернете, ломая копья в бесконечных дискуссиях, клеймя никониан и старообрядцев, патриарха Сергия и митрополита Лавра, сплетничая о новостях из Чистого переулка и революционных заявлениях окраинных епархий, выясняя, на сколько сантиметров до пола может не доходить юбка и какого оттенка платок надеть на ближайший праздник.
Ах, как приятно работать окулистом-надомником, отыскивая вороха соломы в глазах всех окружающих! А семья чего. Семья подождет, потерпит… Только вот долго ли она терпеть станет? И где мы в следующий раз будем врагов искать, когда очередной когда-то близкий человек скажет нам, что и хотел бы верить, да вот претыкается постоянно, встречаясь с воинствующими и одновременно холодными и равнодушными «православными»?
Да, конечно, это очень и очень непросто – найти баланс между церковной, духовной жизнью и окружающими нас людьми. Царский, срединный путь – вообще самый сложный, порой вся жизнь уходит на то, чтобы найти его. И, на самом деле, неизвестно еще, кому труднее – тем ли неофитам, чьи близкие пока не разделяют их духовных порывов и невольно ограждают от чрезмерных перекосов и непосильных подвигов, или семьям, в полном составе «ринувшихся в веру» и начавших сразу и бескомпромиссно жить по уставу. Сколько я видел подобных примеров, когда не в меру рьяные взрослые буквально отвращали детей и стариков от веры, потому что им-то самим добровольная аскеза была в радость, а понять и почувствовать то, что не все рядом в ними способны эту радость разделить, они не могли. И потерпеть немощи других, понять, что у каждого мера своя, что не все готовы в одночасье отвергнуться всех мирских радостей и удовольствий, они тоже, к сожалению, были не в состоянии. А ведь как мало и как бесконечно много порой требуется – просто потерпеть, промолчать, дать человеку быть собой, а не таким, «как я хочу». И дать ему возможность жить и расти в свою меру с осознанием того, что его любят и принимают таким, какой он есть — несовершенным, грешным, слабым. Просто любят и все…
А знаете что? Давайте сотворим одну очень несложную вещь – вот прямо сейчас выключим компьютеры и хоть что-то совсем-совсем простое и нужное сделаем для наших близких. И еще – улыбнемся первому встречному незнакомому человеку. Просто так, без повода – улыбнемся и все. Ведь каждый человек – икона, образ Божий, и встреча с ним – огромная радость.
При написании использована статья Татьяны Федорововой «Аскетом можешь ты не быть, но человеком быть обязан!»
У воцерковляющегося человека рано или поздно возникает вопрос: «Зачем ходить в храм, если Бог у меня в душе?».
У каждого из нас есть знакомые, и даже родные люди, которые с недоумением смотрят на наши сборы в Церковь. На их лицах написано глубокое непонимание, а порой и возмущение. Иногда оно изливается в слова: «Ну ладно, ударился ты в веру, пусть уж. Но зачем же в храм-то ходить, столько времени и сил на это тратить?! Вот я, к примеру, тоже верующая. Но я верю в душе. Бог у меня в душе, и мне не нужны никакие внешние ритуалы. Да вспомни, как недавно сатирик Михаил Задорнов сказал: “Для общения с Богом мне не нужны никакие посредники!”».
Как пояснить таким людям наше поведение? Критика подобного рода житейской “философии” не трудна. В конце концов, толики здравого смысла достаточно, чтобы понять, что общество, в котором шуты (по нынешнему – “сатирики”) воспринимаются в качестве экспертов в области богословия и духовной жизни, весьма больно. Болеет оно как минимум утратой чувства юмора: оно уже не способно смеяться, видя, как шут залезает на проповедническую кафедру… Нынешнее общество считает серьезным то, над чем потешались наши предки в масляную неделю… Не стоит серьезного отношения и заверение в том, будто у современных людей “Бог в душе”.
Если бы слова “Бог у меня внутри” сказал преподобный Серафим Саровский – эти слова имели бы вес, ибо они были бы честным свидетельством о плоде его подвига. Если бы пустынник сказал, что он приучил себя к непрестанной внутренней молитве, и потому отдаленность храма, который он посещает, лишь изредка, для него уже не так чувствительна – в таких устах такие слова тоже были бы оправданны. Но когда мы слышим такие же слова от обывателей… Тогда у нас есть право поинтересоваться: в результате каких же именно духовных подвигов Вы достигли такого успеха?
Бог у Вас в душе? Поясните, каким же был путь Вашей молитвы? Как часто Вы читаете Молитву Господню?.. Что!?.. “Отче наш” Вы плохо помните?.. Ладно, тогда хотя бы расскажите, как именно Вы переживаете присутствие Бога в Вашей душе? Какие плоды даров Духа Вы в себе ощущаете?
Если эти вопросы повергают вас в недоуменное молчание – так хотя бы не считайте себя превзошедшими тех, кто, хоть что-то делает для того, чтобы пребывать с Богом в Церкви!
Такие вопросы можно задать тем, кто свою леность оправдывает своей мнимой “духовностью”.
Вечно стоящие – не презирайте идущих, даже если те спотыкаются!
Но ведь и нам самим важно осознать – зачем мы-то ходим в Церковь!? Послушать проповедь? Для этого сегодня можно включить радиоприемник. Помолиться? Молиться можно везде и во всякий час. Более того, таков именно завет апостола: “Непрестанно молитесь” (1Фес.5,17). Принести пожертвование? Сегодня сборщиков много и на улицах. Подать поминальную записку? Ее можно передать со знакомыми. Поставить свечку? Так ее можно поставить и перед домашним образом…
Так зачем же мы ходим в церковь? Более того, некоторые люди говорят, что если они хотят помолиться, то они уходят в лес, к речке или к морю, и там, в богозданном храме, им легче ощутить величие Творца и восславить Его. Зачем же, говорят они, нам из бескрайнего храма заходить под тесные своды храма рукотворного – церкви?
Чтобы, понять это, давайте на минуту выйдем за пределы Христианской церкви.
Важнейшая проблема языческих религий – это вопрос о том, какие жертвы люди должны приносить богам. Когда надо приносить жертву? Кто должен их приносить? В чем должна состоять эта жертва. По какому ритуалу она должна быть принесена. Какому из многочисленных богов… Об этом говорят книги, изъясняющие языческие церемонии.
Но в Евангелии мы видим нечто обратное. Если язычники говорят о том, какую жертву люди должны принести богу, то Евангелие говорит о том, какую жертву Бог принес людям: “Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих” (Мф. 20,28); “Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную” (Ин. 3,16).
Люди просто должны научиться быть благодарными. Люди должны научиться хотя бы часть своей жизни, своего имущества и своего времени (вспомните заповедь о субботе) уметь отделять от себя и предлагать Господу. Не потому, что Богу нужна эта уделенная Ему часть. А потому, что люди тем самым учатся жертвенной любви. Все, что есть в мире, и так принадлежит Ему. То, что мы можем принести Богу, мы можем принести Ему в любом месте.
Но есть такая частичка бытия, в которой Бог позволил царствовать не Себе, а другому. Это – душа человека. Это та комнатка в бесконечном здании Вселенной, куда Зиждитель не входит без спроса. И от нас зависит, на службу чему мы поставим свою свободу, дарованную нам Богом. Будем ли мы служить Богу, или лишь себе самим и своим прихотям и похотям. Единственное, чем мы можем обогатить беспредельную власть Господа – это если мы и свою свободную волю предадим Ему. Никто не сможет вместо меня принести Богу в жертву мою волю. Только я сам владею ею и я сам могу принести её” ко престолу Божию. Поэтому – “Жертва Богу дух сокрушен” (Пс. 50,19). И эту жертву может принести любой из нас.
Итак, то, что мы можем принести в жертву Богу, всегда с нами. И потому мы всегда можем сказать своему “Я”те слова, которыми философ Диоген некогда ответил на предложение Александра Македонского исполнить любую просьбу мудреца: “Отойди, и не заслоняй мне Солнце!”.
Главное в религии не то, что люди делают ради Бога, но то, что Бог делает ради людей. Главное в религии то, что привносит в неё Бог, то, что мы от Него получаем. Важно не то, зачем мы ищем Бога. Важнее то, зачем Он ищет нас. Зачем’мы чаще всего приходим в Храм и обращаемся с мольбой к Богу – хорошо известно. Мы склонны в Боге видеть этакий генератор гуманитарной помощи: “Дай, Господи, нам побольше здоровья, побольше успеха и прибавки к зарплате!…”
Слишком часто мы ищем Господа, по присловью святителя Димитрия Ростовского, – “… не ради Иисуса, а ради хлеба куса”. А вот зачем Бог ищет нас? Он хочет у нас что-то забрать? Или дать? К чему призывает Его Слово: “Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененнии” (Мф. 11, 28)? И нет у этого призыва продолжения вроде: “И вы отдадите Мне то-то…”. Иным предвестием кончается это приглашение; оно говорит о том, что Бог сделает ради отозвавшихся: “…и Я успокою вас… и найдете покой душам вашим” (Мф.11.29).
Итак, Бог зовет нас к Себе, чтобы что-то вручить нам. Что же?
Знание – “Научитесь отмене”… Дух – “Примите от Духа Моего”… Любовь, мир и радость – “Пребудьте в любви Моей… Мир Мой даю вам… Радость Моя в вас да будет..-.”. Более того, Христос дает нам и еще нечто немыслимое: “Пребудьте во Мне, и Яв вас… Приимите. сие есть кровь Моя за вас изливаемая…”. Всего Себя Христос вверяет людям. И Свою божественность, и Свою человечность.
В современной медицине есть такая процедура: человеку делается переливание его же собственной крови. Из его тела выводится его кровь, она очищается от каких-то вредных примесей или, напротив, обогащается теми компонентами, которые организм больного уже не может сам вырабатывать в необходимом количестве. И такая, обеззараженная и обогащенная, кровь тут же вливается обратно в тело человека. Нечто подобное происходит и в наших отношениях со Христом. Бог становится человеком. Он берет в Себя наше естество, впавшее в состояние тления, в Себе его исцеляет, насыщает Божественностью, Вечностью, Бессмертием, и Свое человеческое Тело, уже прошедшее через смерть и воскресшее, возвращает нам. Свою человеческую кровь, насыщенную Божественными токами. Он вливает в нас, чтобы мы в себе носили зачаток Воскресения и были причастниками Вечности.
Итак, в храм мы приходим для того, чтобы нечто в нем получить.
Храм – это стены, выстроенные вокруг Таинства Причастия. Таинство же состоит в том, что к людям протянута рука с Дарами. Поэтому посещение Церкви – не тяжкая повинность, а дивная привилегия. Нам дано право стать соучастниками Тайной Вечери. Нам дана возможность стать “причастниками Божеского естества”. Нам дана возможность прикоснуться к той Энергии, которую не в силах выработать ни одна электростанция в мире.
Те, кто говорит, что им храмы и посредники не нужны, вряд ли считают авторитетным для себя Слово Евангелия. Но, может быть, они почувствуют человеческую достоверность в словах Винни-Пуха, который однажды, в ответ на предложение Пятачка сочинить песенку, сказал: «Но это не так просто. Ведь поэзия – это не такая вещь, которую вы находите, это вещь, которая находит вас. И все, что вы можете сделать, это пойти туда, где вас могут найти». Бог искал нас. И нашел. Нам же просто надо пойти и встать в такое место, где Бог ближе всего подходит к людям, в такое место, где Он самые небывалые Дары раздает людям. Это место -церковь.
Если Чашу с Причастием Христос подает нам через Царские врата храма – стоит ли нам отворачивать свой своенравный нос и твердить “Бог у меня и так в душе”? Христос сказал, где он нас ждет и что желает нам дать. Он, Вечный, желает с нами встретиться и соединиться в этой жизни – для того, чтобы в будущей, вечной нашей жизни мы не стали непоправимо одиноки.
Те, кто говорят, что им не нужны посредники в их отношениях с Богом, не понимают, что в церкви их ждет тот «Посредник», который вместо них как раз и принес жертву и освободил людей от необходимости что-то разрушать в мире и плодами разрушений подкармливать божков. Неужели же так невыносимо трудно раскрыть свои руки для того, чтобы в них можно было вложить Дары?!
При написании статьи использованы богословские труды
диакона А. Кураева