23 апреля Святая церковь чтит память священномученика Патриарха Константинопольского Григория V.

В этот день в 1821 году на Пасху Патриарх Григорий V был повешен мусульманами на воротах Константинопольской Патриархии.
Тело казнённого провисело на воротах патриархии 3 дня.

Наконец депутация из стамбульских иудеев за 800 пиастров купила тело Патриарха:

Грязные, зловонные и безобразно одетые потомки Иуды-предателя налетели в Фанар, на их лицах была нескрываемая злоба и ненависть к Христианам. Они сорвали тело мученика, с восклицаниями дикой радости и проклятиями всех Христиан связали его за ноги и влачили по улицам города вокруг Христианских церквей.

Этих евреев, живших в гетто, Р.Уолш описывает так: «Невежественные и жалкие…они действовали под влиянием страха и собственной тупости, а если и высказывали возбуждение, то лишь для того, чтобы угодить своим жестоким хозяевам, использовавшим евреев всякий раз, когда им нужно было напакостить Христианам».

По приказанию турок, иудеи должны были разрубить тело священномученика на части и разбросать по улицам города на съедение собакам.
Наглумившись над телом Патриарха иудеи окончательно изуродовали его, после чего привязали на шею камень и бросили в бухту Золотой Рог.

16 (29) апреля того же года тело было обретено греческими моряками судна под русским флагом «Святитель Николай» и доставлено в Одессу, где прибывшие по приглашению градоначальника Одессы графа А. Ф. Ланжерона греки опознали в останках покойного Патриарха; погребение совершил архиепископ Кишинёвский Димитрий (Сулима).

Останки святителя покоились в Троицком греческом храме Одессы до 1871 года, когда они были перенесены в Афины.

Был официально канонизирован ЭПЦ в 1921 году. С 2000 года его имя вносится в святцы Московского Патриархата под 10 апреля по юлианскому календарю (в Греции память 10 апреля по григорианскому стилю). Мощи покоятся в Благовещенском кафедральном соборе Афин.
В память о нём главные ворота Константинопольской Патриархии были заклёпаны в 1821 году и остаются затворёнными (проход на территорию Патриархии осуществляется через боковую дверь).

В 1820 году Патриарх был предупрежден послом России, что турки могут обвинить его в измене и что жизнь его находится в опасности. Патриарх ответил так: «Лишь наемник оставляет стадо в минуту опасности; добрый же пастырь всегда готов с радостью положить жизнь за овец».

Сам Патриарх был безусловно посвящен в то, что готовится восстание, безусловно и то, что он всячески поддерживал это. Но важно помнить и о том, что именно Патриарх был ответственным перед турками за все, что происходит с Христианским населением империи с одной стороны, и перед своим народом за его собственную жизнь с другой.

Когда до Константинополя дошло известие о восстании в Морее, оно привело магометан в ужас и побудило султана Махмуда к зверскому мщению, свирепому и обдуманному. Немедленно были произведены аресты среди греков, подозреваемых в участии деятельности восставших и значительное число было публично казнено. Патриарх был призван Портой для ответа и объяснений. Сколько слез, сколько страданий в молитве принес в ту ночь святитель известно одному Богу. Какой ценой можно было остановить резню своего народа и снять подозрения со многих, что можно было сделать, чтобы выиграть время в дать возможность восстанию набрать размах?!

Дальше невольно и конкретно приходит на мысли параллель между грамотой Патриарха Григория V и декларацией Сергия Старгородского:

11 марта 1821 года патриарх Григорий V издал страшную отлучительную грамоту против восставших и призвал их к повиновению турецкой власти. Грамотой объявлялось проклятие и отлучение всем, кто поднялся против султана и нарушил мир в империи. В заключении грамоты Патриарх так взывал к греческому духовенству: «если вы возмутитесь против нашего благодетеля, светлейшего султана, то мы объявляем вас лишенными права отправлять какие бы то ни было должности, силою Всесвятого Духа лишаем вас степени архиерейства и иерейства и считаем вас достойными огня геенского, как губителей всего греческого народа».

Такое послание святителя привело всех в оцепенение и полное непонимание. Кем могли они, более четырех столетий находившиеся под игом дикарей, претерпевшие поругание веры и святынь, вырезаемые целыми селениями, с отрезанными языками за свою речь, преданные на полное уничтожение Европой, помыслить своего патриарха, вождя своего народа и святителя?! Именно с патриархом связывали они свои чаяния и надежды, именно он был их утешением, именно его десница благословила на освобождение народа восставших! Кроме крайнего недоумения патриаршие слова практически не возымели никакого действия на восставших.

Однако, турки на мгновение были обескуражены подобным действием этнарха и пришли в некоторое замешательство по поводу восставших и роли самого патриарха в этом. Именно это позволило на какой-то момент остановить начавшуюся резню, некоторые смогли найти убежище в безопасном месте, некоторые скрыться.

Но такое затишье было лишь мгновеньем. Из Константинополя был подан сигнал для массового нападения турок на греков. Султан особым указом призвал мусульман к защите своей веры и каждому из них дал право изливать на греков свою ярость. В столице открылся террор. Солдаты и чернь нападали на греческие дома и людей, подвергали их истязаниям и пыткам, уничтожали целые поселения, с присущей им жестокостью творили расправы над священниками, оскорбляли женщин и детей, везде совершались убийства и грабежи, храмы и монастыри разорялись и осквернялись, был разорен храм Живоносного источника. Турецкий диван (государственный совет) находил самые нелепые предлоги для совершения казней всех известных греков, представителей знатных греческих родов и фамилий. Но самым ужасным событием из эпохи константинопольского террора была казнь вселенского патриарха Григория V.

Приближалась Пасха 1821 года. Во всю Страстную седмицу люди боялись показаться на улицах города, опасаясь турецкой черни. В ночь Светлого Христова Воскресения патриарх совершал пасхальное богослужение в храме святого Георгия, за службой молилось несколько сот человек, тогда как в былые времена сам двор едва вмещал тысячи молящихся. Повсюду были слухи о готовящейся расправе во время пасхального богослужения.

Святитель совершал Божественную Литургию, лицо его было царственно спокойным и духоносным, весь вид неземным и исполненным торжества Воскресения Господня. В это время в алтарь вошел турецкий чиновник и передал патриарху требование правительства немедленно явиться в Порту. Патриарх просил оставить его в покое и продолжал совершать литургию. Кто знает то состояние, в которое был погружен патриарх? Мог ли он, убеленный сединами старец, стяжатель Духа Святого, не понимать того зачем его требуют к султану, посетил ли его человеческий страх, когда видел он наступивший в те дни ад, о ком были думы его и что чувствовало сердце? Не было в нем страха плотского, не было и боязни смерти, но была несомненная вера в жизнь вечную и торжество правды, которую возглашают победным девизом «Христос Воскресе!».

Патриарх причастился Святых Христовых Таин, завершил Литургию и вошел в зал патриархии, где его ждал синод и почетные лица. Он спокойно разговелся, каждому благословил красное пасхальное яйцо. Присутствующие были в подавленном мрачном настроении и предчувствовали участь патриарха. Порта назначила нового великого драгомана патриархии Аристарха Ставраки, который уже имел приказание немедленно собрать синод и выбрать нового патриарха. Кир Григорий был спокоен и тверд и увещавал всех забыть в великий день христианского торжества все земные скорби и уповать на Бога. Евангелие, Свет Христов, всегда было и оставалось краеугольным камнем жизни святителя, и мученик словно слышал слова Христовы: «Сказываю же вам: всякого, кто исповедает Меня пред людьми, и Сын Человеческий исповедает пред Ангелами Божиими; а кто отвергнется Меня пред людьми, тот отвержен будет пред Ангелами Божиими. И всякому, кто скажет слово на Сына Человеческого, прощено будет; а кто скажет хулу на Святого Духа, тому не простится. Когда же приведут вас в синагоги, к начальствам и властям, не заботьтесь, как или что отвечать, или что говорить; ибо Святой Дух научит вас в тот час, что должно говорить». /Лк.12, 8-12./

Патриарх последовал за ожидавшим его турецким чиновником, который привел его в султанский дворец и держал здесь до оглашении имени нового патриарха, которым стал кир Евгений, митрополит Писидийский. Сначала его определили к смещению и ссылке, официальным местом которой был назван Халкидон. За это время присутствовавшие во дворце турецкие чиновники обстоятельно допрашивали патриарха о главных вождях греческого восстания, но никакого ответа не получили. Затем его отвезли в тюрьму Бостадзембаши и подвергли пыткам. Над маститым старцем кощунственно надругались и били его, предлагая отречься от веры и принять ислам. Священномученик отвечал им: «Напрасно трудитесь, патриарх христианский умирает Христианином».

Из дворца его отвезли в патриархию. Когда они подходили к воротам, то взору открылась страшная картина – через архитрав ворот патриаршего двора была перекинута веревка, а несколько константинопольских евреев, искавших случая показать ненависть к Христианам, помогали палачу в приготовлениях. Палач сорвал с патриарха верхнее платье и начал обшаривать карманы. Патриарх стоял величественный и спокойный, взгляд его выражал благость христианина и прощение своим врагам. Когда палач развязал его руки, святитель попросил подождать несколько минут. Кир Григорий перекрестился, стал на колена лицом к патриаршей церкви, совершил свою последнюю молитву. Через минуту палач, как зверь, накинул на мученика петлю и проворно сбил подмостки. Мученик висел на воздухе. Двое дьяконов патриарха были повешены рядом со святителем. За ними к месту казни следовали два архиепископа и двенадцать епископов.

Р.Уолш, находившийся тогда в Константинополе, писал о смерти патриарха так: «Старика приволокли к воротам и, продев веревку сквозь скобу, соединявшую створки ворот, оставили один на один с агонией смерти. Его тело было измождено воздержанием и иссушено старостью, и ему не хватало веса для того, чтобы смерть могла наступить мгновенно. Страдания Патриарха продолжались долго, ни одна дружеская рука не осмелилась прекратить их. Лишь с наступлением темноты тело его перестало биться в конвульсиях».

Тело патриарха Григория три дня провисело в петле, над ним была надпись: «Этот отступник есть первый виновник восстания, соучастник и соотечественник бунтовщиков». Всякое сожаление о кончине патриарха влекло жестокое наказание и смерть, за один испуг или невольный вздох при виде тела патриарха многие несчастные сделались жертвою оттоманской мести.

Русский исследователь истории Константинопольской Церкви Иван Соколов в начале XX века писал: «<…> Особенно важное значение имела для греков ужасная смерть знаменитого патриарха Григория V. Она сделала этого иерарха святым и мучеником в сознании всего народа, заклеймила позором султана, упрочив за ним эпитет „убийцы“, уничтожила всякую мысль о примирении греков, пред лицом всего цивилизованного мира оправдала греков в их стремлении низвергнуть ненавистное иго и вообще оказала громадное нравственное влияние на ход дальнейшей борьбы греков. <…> Вождь церкви, вселенский православный патриарх, духовный отец и представитель всего греческого народа, повешенный на воротах патриархии в великий праздник Пасхи, подвергшийся самому бесчестному наказанию, без суда и расследования его дела, — это в глазах греков было событием чрезвычайной важности, было образцом истинного исполнения христианского долга, принесением себя в искупительную жертву за спасение других, мученичеством за веру и отечество. Поэтому кончина Григория V религиозно освятила и нравственно возвысила, в сознании греков, их борьбу с турками, вдохнула в них новые силы, нравственно укрепила и оправдала их подвиги и труды. Сами турки впоследствии были крайне изумлены, когда увидели, что кончина мученика, вместо того, чтобы прекратить и подавить восстание, расширила и утвердила его».

Андрей Юферев