Церковное пение, как и всякое другое церковное искусство: святые иконы, архитектура или убранство наших православных храмов, своим исполнением должно вызвать благоговейные чувства у молящихся. Оно должно способствовать утешению страстей, душевному успокоению и искренней сердечной молитве.
Древнее церковное пение имеет истоки народного творчества, но, в отличие от фольклора, создавалось и развивалось не стихийно, а по определенным правилам.
Известно, что в раннехристианские времена за богослужением пел весь народ. Отсюда следует, что сам характер пения не мог быть сложным и искусственным, а разрабатываемая в условиях соборного творчества система богослужебного пения не могла быть оторвана от характерного мелоса того или иного народа.
Согласно церковной истории, клирос постепенно обогатился от народа, усложнились напевы, но, думается, живой, народный характер пения оставался весьма устойчивым. Даже, если представить, что, например, в Византии, в определенных местах существовали обученные по некой вокальной системе певцы, то, вероятнее всего, большая часть исполнителей пения в храмах были «самородками» под руководством более опытного певца.
Богослужебное пение есть определенная форма церковного чтения. Поэтому оно не может являться просто «украшением» богослужения; его также невозможно рассматривать в отрыве от церковного чтения и без гласов священнослужителей, поскольку богослужебное пение есть продолжение и того и другого. Другими словами – это пение, близкое к чтению, или чтение, близкое к пению.
Пение является неотъемлемым свойством ангельской природы. Какова красота ангельского пения знали, по-видимому, только пр. Исайя, ап. Иоанн Богослов и вифлеемские пастухи, а также, вероятно, некоторые другие святые праведные мужи и жены и только в той мере, насколько они могли эту красоту вместить. Красота ангельского пения не может быть соизмерима даже с самым совершенным и прекрасным земным богослужебным пением.
Человек, уподобляясь ангельским силам, может только подобно воспевать Пресвятую Богородицу, и то, пребывая связанным земными и плотскими узами, только в определенных пределах.
Следовательно, земное богослужебное пение не может быть ангельским, а только ангелоподобным, в том смысле, что, во-первых, человек, как и ангел, обладая свободной волей, может свободно славить Творца, во-вторых, само богослужебное пение имеет таинственный характер, в отличие от пения мирского. Поэтому, земное ангелоподобное богослужебное пение не может быть абсолютной красоты и имеет, скорее, хвалебно-покаянный характер В этом отношении, к сожалению, существует опасность тонкой подмены, и, вероятно, обманывается та часть христиан, которая принимает свои чувственно-плотские переживания, получаемые от воздействия на них совершенного и прекрасного земного пения, за благодатные дары Святого Духа.
В истории Православной Церкви, действительно, существуют примеры святых мужей, которые не только составляли церковные гимны, но и были весьма незаурядными исполнителями богослужебных песнопений.
Одним из таких является преп. Роман Сладкопевец, названный так в силу своего певческого таланта. Но что это была за способность? Получил ли святой ее, благодаря своему упорному труду?
Житие преп. Романа повествует о том, что он не имел никаких выраженных певческих способностей; мало того, он еще страдал тем, что называют теперь дефектом дикции, благодаря чему стал объектом всевозможных насмешек и издевательств со стороны опытных певцов, и по усердной молитве святого ему был дан свыше необычный дар пения и гимнотворчества, ибо «всяк дар совершен есть, сходяй свыше от Тебе Отца светов».
Этот яркий пример поучает нас тому, что совершенная красота богослужебного пения (если только такая существует на Земле) не есть результат длительной практики искусства владения голосом и частых спевок, а есть Божий дар, получаемый по нашей вере и молитве, есть , результат действия Святаго Духа. Также, как и святые Апостолы, будучи малограмотными, получили совершенный дар Святаго Духа знания Священного. Писания.
Итак, согласно св. Отцам, при совершении богослужебного пения следует заботиться не о внешней его красоте («Да не убо со гласом пения молитву творим, но со усердием сердец, ниже в показание, но со всякою кротостию и вниманием ума»), а о том, чтобы оно приносилось с покаянием, а не превозношением, не на показ, (в коем есть исполнение человекоугодия и тщеславия), но от сердца (ибо, по слову Пророка, «жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит», и именно «такою жертвою хочет Бог от нас прославиться в пениях и псалмах и песнях духовных, поющих от сердца Ему), а не ветхозаветным образом, в «мусикийских художествах», а так же совершалось бы «благообразно и по чину» (что, впрочем, не противоречит обладать определенными профессиональными навыками, направляя их в нужное русло), и молиться о ниспослании того самого совершенного дара.
И, как мне думается, следование этим путем определит и манеру пения, и характер звука, степень громкости и темп исполнения богослужебных песнопений.