Я жаждал продолжить свой аскетический подвиг в любом месте, пусть даже в то время, когда я находился в центре Афин!
Но главным моим делом, с тех пор как я стал духовником, была исповедь. Я исповедовал бесконечными часами, днями и ночами, целыми сутками. Исповедовал либо в монастыре Святого Харалампия на Эвбее, либо в храме Святого Герасима, либо в монастыре Святого Николая, либо в Калисье, либо здесь, в монастыре. Даже когда болел, а болезней было много и были они продолжительные, хронические, я с любовью Христовой принимал те души, которые послал мне Бог.
Я жаждал продолжить свой аскетический подвиг в любом месте, пусть даже в то время, когда я находился в центре Афин! Так, я не нашел ничего лучше, как спрятаться на холмах Турковунья. Там мы жили с родителями, с моей сестрой и племянницей в одном домишке из бетонных плит. Ночами мы работали в молчании и молитве. У нас были станки, на которых мы изготавливали на продажу футболки и свитера. На эти сбережения мы хотели построить монастырь.
Еще мы делали ладан. Превосходный ладан, моего собственного изготовления, по моим рецептам, по моим пропорциям с пятьюдесятью ароматическими добавками. По запаху я различал и ладан, и остроту добавок. Своими пропорциями я исписал целую тетрадь. Целая тетрадь рецептов, которые я использовал, когда приготавливал для ладана ароматические вещества. Все ароматические вещества, которые у меня были, я выстроил по порядку. Около пятидесяти флаконов с различными веществами. Вот это была тайна! Все эти флаконы я знал. Я знал запах каждого флакона, его силу и остроту. Я знал, что из этого флакона нужно взять десять частей, из другого – две, или три, или одну часть, и приготовлял прекрасные составы, редкие. Все это я записывал в тетрадь, как уже говорил, но ее у меня украли. Я знаю, кто украл, но не хочу говорить, не нужно…
Поистине, я был простецом…
Я не знал ни мира, ни того, как нужно себя вести в обществе, был простым. О манерах общения я не имел никакого представления, потому что вырос в горах. Я пожил немного у своего крестного в Пирее, но и там сам себя обслуживал. Дочки его ставили мне пищу на стол, я кушал в одиночестве, спал на мансарде.
Я не знал, как за столом держать вилку, ложку. Послушайте, я вам кое-что расскажу.
Куда меня ни приглашали, я никуда не ходил. Но однажды меня пригласили послужить молебен у одной больной женщины, которая работала напротив поликлиники, недалеко от муниципалитета. Очень хорошая женщина, благочестивейшая. Но пока мы шли до ее дома, пока молились, прошло около часа, и мне настойчиво стали предлагать:
– Садитесь за стол.
– Нет, – отвечаю, – я не могу. Мне нужно идти. Ее муж говорит:
– Мы понимаем это как знак пренебрежения к нам, потому что ты голоден. Батюшка, мы обидимся. Уважь нас. Вот и наша дочурка просит.
У них была дочь. Они недавно поженились. Очень хорошая девочка.
Тогда я принял предложение. Я прочитал молитву благословил стол, и мы сели есть. Маленькая дочурка увидела, как я ем, и говорит родителям:
– Мам, он неправильно держит ложку. А они:
– Молчи, молчи!
Через несколько минут опять:
– Он неправильно держит ложку.
Ну что ты скажешь, что я, несчастный, испытал! Я посмотрел на них, как держат они, и исправился. Потом, не знаю, что мне положили, я стал есть вилкой.
Малышка аж подскочила:
– Он неправильно держит вилку.
О, что я вынес! Я хочу вам просто привести пример, насколько я был тогда прост…
Трость преподобного Герасима
В районе Турковунья, где мы жили, местность изобиловала крутыми подъемами, – вспоминал старец Порфирий. – Я вставал очень рано, уходил в церковь Святого Герасима, а возвращался вечером. Дорога около нашего дома была очень трудной, очень обрывистой. Как-то утром я упал и сломал ногу. Было воскресное утро. Еще толком не рассвело, и вокруг стояла тишина.
Мое оханье услышали какие-то люди, пошли и тотчас позвонили в «Скорую помощь». Приехала «Скорая помощь» и отвезла меня в больницу. Я сломал голень левой ноги. Все кости раскрошились. Боль была несносной. Когда мы приехали в поликлинику, меня из машины перенесли на кровать. Врачи решили наложить мне на ногу гипс. А народ ждал, когда я начну литургию. Им пришлось разойтись.
Через пятнадцать дней, которые я провел в кровати, во время молитвы мой взгляд случайно упал на ногу. По благодати Божией вижу, что гипс был наложен криво. Тогда я стал просить врачей снять гипс Но профессор, узнав об этом, сказал в шутку:
– Батюшка вместо того, чтобы смотреть за своим храмом, где он – компетентное лицо, хочет поправить нас. Хотя мы хорошо сделали свою работу и посмотрели ногу на рентгене. Что он, хочет помучить нас?
Никто не предал этому значения. Я настаивал на том, чтобы они посмотрели мою ногу. Они не отзывались. Когда мне принесли обед, я не стал есть, сказав, что прошу отвезти меня на рентген. Я настаивал на этом потому, что если нога срастется неправильно, то останется такой навсегда. Профессор прислал мне ответ:
– Пусть следит за своими священническими обязанностями! Его нога в порядке.
Наступил вечер. Мне принесли ужин. Я снова не стал есть, настаивая на том, чтобы осмотрели мою ногу. На следующий день пришел профессор и стал говорить в сердцах:
– Что это все значит, Геронда? Что это все значит, ты решил нас помучить?
После долгих пререканий меня отвезли на рентген. Смотрят, действительно, гипс на ногу наложили криво, а нога к тому же уже срослась. Профессор стал смеяться.
– Слышь, Геронда, – говорит, – ты слишком грешный. Теперь и я это понял. Сейчас увидишь, что тебе придется пережить! Мы должны сломать твою ногу и наложить гипс заново.
И начали сильно бить по гипсу, чтобы он сломался. Я ничего не говорил, а только творил свою смиренную молитву.
– А, так ты еще и замолчал? – говорит он мне. – Сейчас я отпущу тебе твои грехи.
Наконец, они потянули и сняли гипс. Боль была страшная. Два врача держали мне ногу, а профессор кулаком стал сильно бить по голени, чтобы она сломалась.
– Ну, батя, я отпущу тебе все твои грехи, а за это простятся грехи и мне.
Они ломали мне кость. Она срослась не до конца. Боль была несносная. Я стиснул зубы. Наконец, они сломали. Положили меня снова под рентген, вытянули ногу и поставили все прямо. Потом снова осторожно наложили гипс и отправили на свою кровать.
Два-три месяца, не помню точно, я лежал ничком. Потом меня подняли и дали мне два костыля для ходьбы. А я не хотел их. Профессор говорит мне:
– Возьми их, чтобы встать. Сколько можно в кровати валяться?
Он не стал сильно настаивать на костылях, потому что я стал сам держать равновесие. Я боялся, что привыкну к костылям и потом не смогу без них ходить.
Тогда профессор говорит мне:
– Позаботься о том, чтобы купить себе трость.
– Нет, – отвечаю, – она мне не нужна.
– Ты – священник и не слушаешься? Послушайся, потому что иначе упадешь и поломаешь все свои кости.
Тогда мне пришлось попросить свою сестру:
– Купи мне трость. Мы – бедные, но мне нужно купить трость. Костыли я хочу бросить, они мне не нравятся.
Было одиннадцать часов утра. Я при помощи костылей спустился в больничную церковь.
Сестра моя собралась идти на улицу Эола покупать трость. Только она стала выходить, тут на тебе: одна женщина заходит в церковь, держа в руке трость.
– Святой Герасим здесь? – спрашивает.
– Да, детка, здесь, – отвечает ей церковница.
– А где икона святого?
– Да вот, здесь, – и показывает ей икону. Тогда эта незнакомая женщина падает у иконы и со слезами начинает так громко говорить, что мы все слышали:
– Мой святой, я не знала тебя. И никогда не слышала о тебе. Я и имени твоего не слышала. Но ты сподобил меня своего посещения и попросил у меня ту трость, которую я купила в Иерусалиме, чтобы я принесла ее в твой дом. Вот она, я ее принесла, мой святой. Ты мне сказал: «Я хочу, чтобы ты завтра утром принесла мне трость!» Я не знала, где ты находишься, но расспросила и нашла.
Мы с сестрой и церковницей сидели в стасидиях около свечного ящика. Она подошла к нам и сказала:
– Что это было такое? Почему святой попросил у меня трость? Чего он хотел?
И церковница отвечает:
– Послушай, для чего святому трость. Ему самому она не нужна. Но и у святого тоже есть свой служитель, а служитель этот – вот этот священник, которого ты здесь видишь. Он сломал ногу и уже несколько месяцев тяжело страдает. Но сегодня он встал, и врачи велели ему взять трость. И вот сестра его уже готова была идти на улицу Эола за тростью. Так вот, бери трость у святого и неси ее его служителю.
Женщина в умилении принесла трость и поцеловала мне руку.
– Возьми ее, – говорит, – батюшка мой, и прости мне мои грехи. Я купила ее в Иерусалиме. Она – от Святого Гроба, Я приехала сюда из района Промбона, в конце улицы Патисьи. Там я живу. Там я увидела святого во сне.
Я поблагодарил ее, взял трость и тут же стал ею пользоваться, отбросив костыли. Эту трость я сразу назвал тростью святого Герасима и очень ее полюбил. Я слежу, чтобы не потерять ее. Но она и чудотворна, потому что, когда у кого-нибудь болит где-то тело, я слегка хлопаю тростью по этому месту, и человек выздоравливает. Она и вправду чудотворная.
Что за чудеса! Святой позаботился о мне, грешном, – удивлялся старец Порфирий. – Он как живой явился женщине, которая ни о святом не слышала, ни обо мне. Чудесные дела совершают святые, поэтому мы должны почитать их. И я почитаю святого Герасима, который исцеляет больных своею святостью и благодатью.
« Господь дождит на праведных и неправедных…»
В церковь Святого Герасима при поликлинике приходило много людей поставить свечи, – вспоминал старец Порфирий. – Некоторые оставались на исповедь, другие просто просили молитвы, третьи ставили свечи, крестились и выходили. Приходили по разным причинам мужчины и женщины, юные и старые, образованные и простецы. Вокруг Омонии жили разного сословия люди.
Раньше у нас был обычай: в праздник Богоявления ходить по домам и кропить их святой водой. В один год я тоже пошел освящать дома. Я стучал в двери квартир, мне открывали, я входил с пением: Во Иордане крещающуся Тебе, Господи… Придя на улицу Мезонос, вижу железную дверь. Открываю, захожу во двор, который был весь усажен мандариновыми, апельсиновыми и лимонными деревьями, и поднимаюсь по лестнице. Это была наружная лестница, которая вела наверх, а внизу был подвал.
Поднимаюсь по лестнице, стучу в дверь, открывает женщина. Когда она открыла мне, я, как обычно, начал петь: Во Иордане крещающуся Тебе, Господи… Вдруг она меня резко останавливает. Между тем меня услышали другие, и справа и слева стали выходить из комнат девушки. «Понятно, попал я в дом терпимости», – подумал я. Женщина встала передо мною, чтобы не дать мне пройти.
– Уходи, – говорит она мне. – Не подобает им целовать крест. Я поцелую крест, и ты уходи, пожалуйста.
Тогда я принял суровый и грозный вид и говорю:
– Я не могу уйти! Я – священник и уйти не могу! Я пришел все освящать,
– Да, но им не подобает целовать крест.
– Да мы и не знаем, кому подобает целовать крест: тебе или им. Потому что если бы Бог спросил меня и попросил Ему сказать, кто достоин целовать крест, девушки или ты, то, возможно, я бы ответил: «Девушки могут целовать крест, а ты – нет. Их души лучше твоей души».
Тогда она немного покраснела. Я ей говорю:
– Позволь девушкам поцеловать крест.
Я подал им знак, чтобы они подходили. Я более мелодично, чем сначала, начал петь: Во Иордане крещаю-щуся Тебе, Господи… – потому что внутри меня была радость, что Бог устроил так, что я пошел и к этим душам.
Все поцеловали крест. Все были ухожены, в разноцветных юбках, Я им говорю:
– Чада мои, многая вам лета. Бог любит нас всех. Он – очень добрый и«посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). Для всех нас Он – Отец, заботится Он обо всех. Мы только лишь должны позаботиться о том, чтобы познать Его, возлюбить Его и стать хорошими. Возлюбите Его и увидите, какими счастливыми вы станете.
Они растерянно хлопали глазами. Их бедные души дрогнули.
– Я очень рад, – говорю им в конце, – что Бог удостоил меня сегодня прийти сюда и окропить вас святой водой. С праздником!
– С праздником! – ответили и они! Тогда я ушел.
Это старец Порфирий рассказал с болью сердца.
Та молитва, которую я слышал, была величественна!
Время от времени, не только в праздник Богоявления, люди по разным поводам приглашали меня домой совершить освящение воды, – вспоминал старец Порфирий. – Однажды со мной приключилось следующее.
Была оккупация. Я находился в поликлинике. Пришел представитель Красного Креста, чтобы взять меня на освящение воды.
– Вы должны, – говорю ему, – взять священника из церкви Святого Константина, это их приход.
– Нет, пойдешь ты. На это есть причина, и хочешь ты или нет, а тебе придется идти на улицу Третьего Сентября!
И мне, бедняге, не оставалось ничего иного, как только пойти за ним, прихватив с собой крест, наметку и рясу на выход. Когда мы пришли, я растерялся. Я оказался перед образованным народом, дамами, господами, перед ректором университета, преподававшим философию. Полагаю, что фамилия его Веис. Набравшись храбрости, я вошел внутрь и поздоровался. Но требник с собой я, неграмотный, не взял.
– Будем совершать освящение воды, – говорю им. Меня пробрала дрожь, когда я увидел, как хорошо они одеты, что на подносах стоит десерт, и это во время оккупации!
Я надел рясу, наметку, взял крест. Освящение начал без требника. Набрался мужества и все прочитал чисто, слово в слово. Потом стал произносить еще лучше, но смотрел лишь в чашу с водой.
– Мир всем. Главы наша Господеви приклоним.
Приклони, Господи, ухо Твое, и услыши ны, иже во Иордане креститися изволивый и освятивый воды; благослови всех нас, иже приклонением своея выи назнаменующих работное воображение; и сподоби нас исполнитися освящения Твоего причащением воды сея. И да будет нам, Господи, во здравие души и тела. Ты бо ecu освящение наше, и Тебе славу, и благодарение, и поклонение возсылаем, со Безначальным Твоим Отцем, и Пресвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом…
Я произнес это как архиерей. Совершив освящение, я не пошел их кропить – многие не любят этого, – а взял крест в руку и стал ждать, кто подойдет. Первым подошел министр, за ним – другие. Я сказал несколько пожеланий: «Бог да благословит, да просветит и да укрепит вас». Но я все время ощущал себя необразованным. Перед уходом я перекрестил их крестом, благословил и сказал: «Счастливо вам, чада!» А там были университетские профессора!
– Эта молитва была величественна, – сказал господин ректор, – я получил большое удовлетворение. Я очень порадовался чину освящения воды, обрадовался тому, что ты прочитал молитвы правильно и к тому же наизусть. Ты богослов? Но ты сделал одну ошибку в Евангелии. Ты прочитал «здрав стал», а там – «здрав бываше», то есть – выздоравливал….
– Благодарю, – говорю ему, – я необразован.
Это Евангелие мы читаем в Неделю о расслабленном, когда мы вспоминаем о чуде у этой купальни. Евангелие там читается следующее:
(В то время) «пришел Иисус в Иерусалим. Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов. В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды, ибо Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью» (Ин.5:1-4).
Я вам напомню и кондак этого праздника. Вот он:
Душу мою, Господи,во гресех всяческих,
и безместными деяньми люте разслаблену,
воздвигни Божественным Твоим предстательством,
якоже и разслабленнаго воздвигл еси древле,
да зову Ти спасаемь: Щедрый, слава Христе державе Твоей…
Хорошо бы этот кондак помнить и произносить как молитву, – закончил старец Порфирий.
Я созерцал Христа совсем как живого!
Часто я приходил в великое умиление в церкви, я имею в виду церковь Святого Герасима, – вспоминал старец Порфирий. – Да, я слушал Евангелие и умилялся. Со мной это происходило по той причине, что я видел икону, Самого Христа.
Был Великий Пяток. Мы совершали богослужение. Церковь была полна народу. Что там со мной случилось! Я читал Евангелие, и когда дошел до фразы: «Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46) – то не мог закончить. Я не мог сказать: «Для чего Ты Меня оставил?» Меня наполнило умиление. Голос сорвался.
Передо мною во всей своей полноте предстала трагическая сцена. Я увидел то Лицо, услышал Тот голос. Я вживую увидел Христа. Народ внизу стоял в ожидании. Я никак не мог продолжить. Оставляю Евангелие на аналое и возвращаюсь в алтарь, крещусь и целую святой Престол. Я вспомнил другой, более красивый образ. Нет, не красивее. Прекраснее Того образа нет. Я вспомнил Воскресение и тут же успокоился. Потом вышел Царскими вратами и сказал:
– Простите меня, чада, я увлекся…
Потом я взял Евангелие и прочитал его с начала. И в тот час вся церковь начала плакать.
Это было нехорошо. Каждый может думать, о чем хочет. Но расслабляться нельзя, мы должны быть собранными…. – закончил старец Порфирий.
О том, что делает любовь и Промысел Божий!
Послевоенные годы были очень тяжелыми, и люди много трудились, чтобы выжить, – вспоминал старец Порфирий. – Я, как вам уже говорил, в те годы был в поликлинике. Из тех лет помню множество случаев. Послушайте об одном из них.
Эсфирь было семнадцать лет. Она жила летом со своими родителями и братом в Бояти. У них был ухоженный сад, и они продавали овощи, фрукты. Как-то вечером мать послала Эсфирь неподалеку в один магазин купить керосина для светильника. Заметьте, что тогда не было электрического освещения. По пути домой Эсфирь встретила одного мальчика, своего одноклассника. Они разговорились об уроках. Стояли они за грузовиком.
Мимо проходил брат Эсфирь и увидел, что они стоят, разговаривают. Он перетолковал это по-своему, потому что решил, что они говорят о чем-то плохом, и сказал об этом матери.
– Эсфирь позорит нас, разговаривает на улице с мальчиком.
Когда Эсфирь пришла домой, мать сильно отругала ее и побила. Нравы тогда были весьма строгими. Эсфирь сильно огорчилась. Она возмутилась такой несправедливостью и подозрениями брата.
На другой день домой приехал отец, который был в отлучке. Он обошелся с ней по-другому, то есть с пониманием и по-хорошему.
– Я этому не верю, – говорит он ей. – Пойдем-ка польем сад. Ты будешь сидеть и смотреть: где грядка будет уже полита, скажешь мне, и я стану поливать другую.
Так и было. Но Эсфирь совсем не спала всю предыдущую ночь. Ее душили обида и несправедливость. Она дошла до отчаяния и решила покончить с жизнью. Когда они пошли с отцом в сад, у нее уже был план: взять какой-нибудь сельскохозяйственный яд и вечером после поливки тайком выпить его и умереть. Она думала: «Тогда я посмотрю, любят ли они меня?» Итак, она взяла яд, положила его себе в карман и стала ждать вечера, чтобы выпить его. Но трудный час не заставил себя ждать. Отец, ничего не подозревая, говорит ей:
– Пойди-ка в конец сада и закрой воду.
Она быстренько пошла. Ее не было видно. Вокруг не было никого. Отец был довольно далеко, и она, дрожа, сунула руку в карман. Вдруг она услышала шаги. Не успела и пошевельнуться, как видит, появляется перед ней какой-то незнакомый священник. Он здоровается с ней и говорит:
– Эсфирь моя, знаешь ли ты, как прекрасен рай! Свет, радость, веселие. Христос – весь свет, Он всем источает радость и веселие. Он ожидает нас в иной жизни, чтобы подарить нам рай. Но есть и ад, который – весь тьма, горечь, тоска, мучение и стенание. Если возьмешь то, что у тебя в кармане, то пойдешь в ад. Так выбрось это сейчас же, чтобы не лишиться нам с тобой радости рая.
Сначала Эсфирь растерялась, но вскоре опомнилась. Когда уже, сама того не заметив, выбросила яд, говорит священнику:
– Постойте, я позову отца, чтобы и он вас увидел.
Она убежала в сад, чтобы найти отца, и скрылась в высокой кукурузе. Нашла его и говорит:
– Отец, пойдем быстрее, ты увидишь священника, который пришел к краю нашего сада!
Но когда они пришли на то место, где должен был ждать священник, там уже никого не было.
Долгое время Эсфирь не могла понять того, что с ней произошло в тот вечер. Она не могла объяснить исчезновение священника и хотела его найти. Он спас ей жизнь.
Каждую зиму вся их семья приезжала в Афины. Эсфирь часто ходила к своей крестной, которая была женщиной очень набожной, и жила у нее подолгу. У крестной был обычай привечать у себя дома богословов, священников и монахов. Однажды, когда Эсфирь пришла к своей крестной, в гостиной сидел гость. Эсфирь не знала, что это был за гость. В какой-то момент крестная приходит на кухню и говорит Эфи:
– Эфи, приготовь десерт и кофе и принеси это в гостиную для гостя.
Эсфирь приготовила. Но немного задержалась, и, когда уже понесла это в гостиную, крестная ее опередила и говорит ей:
– Не этот поднос. Возьми серебряный, потому что встреча – официальная.
Эсфирь вернулась на кухню, поменяла поднос и принесла его в гостиную. И что же она видит! Поднос выпал у нее из рук. Она видит того самого священника, который в тот трудный для нее вечер появился у них в саду.
– Я – отец Порфирий, – говорю я ей с улыбкой.
Так мы познакомились с Эсфирь и с тех пор стали большими друзьями. Она создала семью, и у нее было много детей. Бог благословил ее. Видите, какие способы использует Бог, чтобы спасти человека?