Язык небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает! И язык – огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны; ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда (Иак., 3: 5-8).
Если бы кому-нибудь вздумалось на верных весах взвесить наши мысли, то в тысяче талантов житейских разговоров едва ли найдется сто динариев духовных слов, или даже не найдется и десяти оболов. Не стыдно ли, не смешно ли крайне, что имея слугу, по большей части употребляем его на дела нужные, а получив язык, с собственным членом не обходимся так, как с слугою, а, напротив, употребляем на дела бесполезные и напрасные? И пусть бы только на дела напрасные: но мы делаем из него противное и вредное употребление, от которого никакой пользы не будет нам. Ибо если бы для нас было полезно то, о чем говорим, – и Богу были бы речи наши угодны. Но мы, что внушит диавол, то и говорим; то насмехаемся, то острословим, то проклинаем и обижаем, то клянемся, лжем и преступаем клятвы, то не хотим вымолвить слов; то празднословим и своею болтливостью превосходим старух, перебирая то, что вовсе не касается до нас.
Подлинно, много зла причиняет болтливость языка, и, на- против, воздержание его – много добра. Как нет никакой пользы от дома, города, стен, дверей, ворот, если нет при них стражей и людей знающих, когда надобно запирать их и когда отворять; так не будет пользы и от языка и уст, если разум не будет приставлен открывать и закрывать их с точностью и великою осмотрительностью, и знать, что нужно произносить и что держать внутри. Ибо не столь многие, говорит Премудрый, пали от меча, сколько от языка (Сир., 28: 21); и Христос говорит: не входящее во уста, сквернит человека, но исходящее изоуст, то сквернит человека (Мф., 15: 11); и еще другой: устам твоим сотвори дверь и затвору (Сир., 28: 29). Будем же постоянно хранить свои уста, приставив разум, как запор, не с тем, чтобы они были заключены постоянно, но чтобы открывались в надлежащее время. Потому что иногда молчание полезнее слов, а иногда слова лучше молчания. Поэтому Премудрый говорит: время молчати и время глаголати ((Еккл., 3: 7). Если бы устам надлежало постоянно быть открытыми, то не нужны были бы для них двери; а если бы им надлежало быть постоянно закрытыми, то не нужно было бы хранения. Для чего хранить то, что заперто? Для того дверь и хранение, чтобы мы делали все в надлежащее время. А другой говорит: словесем твоим сотвори вес и меру (Сир., 28: 29), требуя еще большей точности, – чтобы мы не только произносили слова, какие должно, но с надлежащею тщательностью, так сказать, взвешивали и обсуживали их. Если мы поступаем так с золотом и веществом тленным, то тем более надобно делать это со словами, так, чтобы в них не было ни недостатка, ни излишества. Поэтому и говорит Премудрый: не возбрани словесе во время спасения (Сир., 4: 27). Видишь ли время произнесения слов? А в другом месте, указывая на время молчания, говорит: аще есть в тебе разум, отвещавай искреннему; аще же ни, то буди рука твоя на устех твоих (Сир., 5: 14). Еще: умножаяй словеса, мерзок будет (Сир., 20: 8). Лучше человек скрываяй буйство свое, нежели человек скрываяй премудрость свою (Сир., 20: 31). Слышал ли еси слово, да умрет с тобою: не убойся, не расторгнет тебе (Сир., 19: 10). Еще: от лица словесе поболит буй, якоже рождающая от лица младенца (Сир., 19: 11). Далее и о мере слов говорит: глаголи юноше, аще тебе есть потреба, едва дващи, аще вопрошен будеши: сократи слово, малыми многая изглаголи (Сир., 32: 9,10). Подлинно много нужно осмотрительности, чтобы, владея языком, употреблять его совершенно безопасно. Поэтому он и говорит еще: есть обличение, еже несть красно и есть молчай и обретаяся премудр (Сир., 19: 28). Нужно не только молчать и говорить благовременно, но и с великою благодатию; поэтому Павел и говорит: слово ваше да бывает всегда во благодати, солию растворено, ведети, как подобает вам единому комуждо отвещавати (Кол., 4: 6). Подумай, что это член, которым мы беседуем с Богом, которым возносим Ему хвалу; это – член, которым мы принимаем страшную жертву. Верные знают, о чем я говорю. Поэтому нужно, чтобы он был чистым от всякого осуждения, порицания, сквернословия, клеветы. Если в нас рождается какой-нибудь скверный помысел, то надобно подавить его внутри и не допускать ему переходить в слова. Если малодушие заставляет тебя роптать, то нужно истребить и этот корень, содержать дверь крепко и хранить строго. И порочным пожеланиям не нужно позволять рождаться, а зарождающиеся подавлять внутри и иссушать в самом корне.
Такое хранение языка имел Иов; поэтому он и не произнес ни одного непристойного слова, по большей части молчал, а когда следовало отвечать жене, то произносил слова, исполненные любомудрия. Тогда только следует говорить, когда слова полезнее молчания. Поэтому и Христос сказал: всякое слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово (Мф., 12: 36). И Павел: всяко слово гнило да не исходит из уст ваших (Еф., 4: 29). А как можно содержать эту дверь в безопасности и хранить строго, об этом послушай другого, который говорит: буди вся повесть твоя в законе Вышняго (Сир., 9: 20). Если ты научишься не говорить ничего лишнего, но постоянно ограждать и мысль и уста свои беседою из Божественных Писаний, то хранение твое будет крепче адаманта. Подлинно, есть много путей погибели чрез уста, например, когда кто сквернословит, когда насмехается, когда пустословит, когда тщеславится как фарисей, который, не имея ограждения при устах своих, в немногих словах излил все, что находилось у него внутри, и потому, как дом без двери, не имев возможности удержать находившегося в нем сокровища, вдруг сделался бедным. Другой, посмотри, погиб чрез тщеславие; ибо он сказал: выше звезд небесных поставлю престол мой (Ис., 14: 13). А иудеи иногда за то, что радовались несчастиям ближнего, слышат: зане ресте: благо же, бысть якоже прочии языцы Израиль; иногда укоряются за то, что роптали и говорили: всяк творяй зло, добр пред Господем, и в них Сам благоволи. И ныне мы блажим чуждих и созидаются творящии беззаконная. Так написано в книге пророка Малахии (2: 17; 3: 15).
Другие погибли чрез ропот, как говорит Павел: не ропщите, якоже неции ропташа, и погибоша от всегубителя (1 Кор., 10: 10). Иные чрез насмешки: Седоша ясти и пити, и восташа играти (Исх., 32: 6). Иные чрез злословие: иже аще речет брату своему: рака, повинен есть сонмищу (Мф., 5: 22). И другие, в гораздо большем числе, погибли другими способами, не хранив уст своих. Если ты хочешь слышать, как некоторые погибли и чрез неблаговременное молчание, я покажу тебе. Аще не возвестиши народу, – говорил Господь, – беззаконник в беззаконии своем умрет, крове же его от руки твоея взыщу (Иезек., 3: 18). А иной – чрез то, что говорит всякому без разбора и бросает вверенное ему: не дадите, – сказал Господь, – святая псом, ни пометайте бисер ваших пред свиньями (Мф., 7: 6). Иной – чрез смех; потому и сказано: горе вам смеющимся, яко возрыдаете (Лк., 6: 25).
Видишь ли, как губят уста? Посмотри, как, напротив, и спасают уста. Видел ли ты фарисея, погибшего чрез них? Посмотри на мытаря, спасшегося чрез них. Видел ли иноплеменника, потерпевшего наказание за тщеславие? Посмотри на праведника смиренного и сказавшего: аз есмь земля и пепел (Быт., 18: 27). Видел ли радующегося чужим бедствиям и за то осужденного и наказанного? Посмотри на сострадательного, получившего спасение; ибо сказано: даждь знамения на лица стенящих и болезнующих (Иезек., 9: 4). Поэтому и Павел говорит: радоватися с радующимися и плакати с плачущими (Рим., 12: 15); если ты, говорит, не можешь сделать ничего другого, то немалое доставишь утешение сетующему своим соболезнованием. Видел ли смеющегося и за то преданного плачу? Посмотри на скорбящего и получающего утешение. Блажени плачущии, – сказал Господь, – яко тии утешатся (Мф., 5: 4). Видел ли ропщущих и за то наказанных? Посмотри на благодарных – спасающихся. Благословен еси Господи Боже отец наших, – говорит пророк, – хвально и прославлено имя Твое во веки: яко праведен еси о всех, яже сотворил еси нам; и немного далее: яже навел еси на ны (Дан., 3: 28). Те говорили: всяк творяй зло, добр пред Господом; а эти напротив: чисто око Твое, еже не видети зла (Авв., 1: 13). Те ублажали чуждых, яко созидаются творящии беззаконная; а этот ублажает получающих помощь от Бога: блажени, говорит, людие, имже Господь Бог их (Пс. 143:15); и еще: неревнуй лукавнующым, ниже завиди творящым беззаконие (Пс. 36:1).
Видел ли наказываемых за смех? Посмотри на спасающихся слезами и постом, вспомнив о ниневитянах. Видел ли наказываемых за злословие? Посмотри на получающих награду за благословение. Благословящии тя благословени, и проклинающии тя прокляти (Числ., 24: 9). Благословите изгоняющия вы, молитеся за творящих вам напасть, да будете подобни Отцу вашему, Иже есть не небесех (Мф., 5: 44,45). Видишь ли, что не должно ни совершенно заключать уста, ни всегда открывать их, но знать время для того и другого? Зная это, и пророк сказал: положи Господи хранение устом моим, и дверь ограждения о устнах моих (Пс. 140:3).
Какое же это ограждение, как не мысль, которая грозно стоит и держит в руках огонь, готовый сжечь употребляющих уста безрассудно? Ее поставь привратником и стражем, угрожающим совести, и она никогда не отворит двери безвременно, но во время, на пользу и на неисчисленные блага. Поэтому и сказал некто: во всех словесех поминай последняя твоя и во веки не согрешиши (Сир., 7: 39). Если будет так, то никакое зло не родится в душе. Сравни с этим и другое изречение: всяко слово праздное, еже аще рекут, воздадят о нем слово в день судный (Мф., 12: 36). Вспомни, что отсюда и смерть произошла. Ибо, если бы жена не говорила со змием о том, о чем говорила, если бы не приняла слов его, то и сама не получила бы вреда и мужу не дала бы плода, и он не вкусил бы. Говорю это не для того, чтобы винить язык и уста, – нет, но неблаговременное их употребление, которое происходит от небрежности ума. Впрочем надобно охранять не только уста, но и мысль еще прежде уст. Поэтому и сказал некто: кто возложит на помышление мое раны, да о неразумиях моих не пощадят (Сир., 23: 2). Поэтому и Христос истребляет самые внутренние порочные помыслы, когда говорит: иже возрит на жену ко еже вожделети ей, уже любодействова с нею в сердцы своем (Мф., 5: 28). Видишь ли, как Он не позволяет произрастать и даже получать начало ни похоти, ни гневу? Ибо гневаяися на брата, – говорит Он, – повинен есть суду (Мф., 5: 22). Не мало служит к безопасности и то, чтобы не говорить много; поэтому и сказано: от многословия не избежиши греха: щадяй же устне разумен будеши (Притч. 10: 19).
Не знаю, откуда вошла в людей эта болезнь: мы стали болтливы, в нашей душе не держится ничего. Послушай одного мудреца, который, увещевая, говорит: слышал ли еси слово, да умрет с тобою: не убойся, не расторгнет тебе (Сир., 19: 10); и еще: от лица словесе поболит буй, якоже рождающая от лица младенца (Сир., 19: 11). Мы готовы на обвинения, скоры на осуждения. Если бы мы не сделали никакого другого зла, то и этого достаточно для того, чтобы погубить нас, ввести в геенну, причинить нам тысячи бед. А дабы ты точнее узнал это, послушай пророка, который говорит: седя на брата своего клеветаша (Пс. 49:20). Но не я, говоришь ты, а другой. Нет, – ты. Если бы ты не говорил, то другой не услышал бы; а если бы и услышал, то ты не был бы виновен во грехе. Недостатки ближних должно умалчивать и прикрывать, а ты под предлогом доброжелательства выставляешь их на вид, делаешься если не обвинителем, то рассказчиком, болтуном, глупцом. О, срам! Вместе с ним ты срамишь себя самого и не чувствуешь? смотри, сколько зол происходит отсюда: ты прогневляешь Бога, огорчаешь ближнего, делаешь себя самого повинным наказанию! Не слышал ли, что Павел говорит о вдовицах? Не точию праздны, говорит, учатся обходити домы, но и блядивы и любопытны, глаголющия яже не подобает (1Тим. 5: 13). Таким образом даже и тогда, когда бы ты верил сказанному о твоем брате, не следует пересказывать, а тем более, когда не веришь. О себе ты всегда заботишься, опасаясь, чтобы не быть осуждену от Бога. Бойся же, чтобы не быть тебе осуждену и за болтливость. Ты не можешь сказать: Бог не осудит меня за болтливость; а это дело есть болтливость. Для чего ты распространяешь слух? Для чего умножаешь зло? Оно может погубить нас. Потому и говорит Христос: не судите, да не судими будете (Мф., 7: 1). Но мы нисколько не думаем об этом, и пример фарисея не вразумляет нас. Он сказал правду: несмь якоже сей мытарь, сказал тогда, когда никто не слушал его, и однако осужден (Лк., 18: 11). Если же он осужден, высказав правду и сказав тогда, когда никто не слушал его; то какому мучению подвергнутся те, которые всюду разглашают ложное и такое, в чем сами не уверены, подобно болтливым женщинам? Чего не потерпят они? Положим же на уста свои дверь и ограждение. От болтливости произошло бесчисленное множество зол: расстраивались семейства, разрывались узы дружбы, происходили тысячи других бедствий. Не старайся же, человек, узнавать то, что касается ближнего. Но ты болтлив, ты имеешь этот недостаток? Говори лучше о своих делах Богу, – и это не будет недостатком, а будет приобретением; говори о своих делах друзьям, друзьям истинным и справедливым, на которых ты полагаешься, дабы они молились о грехах твоих. Если будешь говорить о чужих делах, то не получишь никакой пользы, никакого приобретения, но еще получишь вред; а если будешь исповедовать свои дела пред Господом, то получишь великую награду.
Итак, познаем сети и будем ходить дальше от них; познаем стремнины и не будем приближаться к ним. Мы будем совершенно безопасны, если станем избегать не только грехов, но и того, что хоть и кажется безразличным, однако ж бывает для нас преткновением ко греху. Так, например, смех и шуточные слова не кажутся явным грехом, а ведут к явному греху: часто от смеха рождаются скверные слова, от скверных слов – еще более скверные дела; часто от слов и смеха – ругательство и оскорбление, от ругательства и оскорбления – удары и раны, от ран и ударов – смертельные поражения и убийства. Итак, если желаешь себе добра, убегай не только скверных слов и скверных дел, – не только ударов, ран и убийств, – но даже и безвременного смеха, даже и шуточных слов, потому что они бывают корнем последующих зол. Поэтому Павел говорит: сквернословие и буесловие да не исходит из уст ваших (Еф., 5: 4; 4: 29); потому что оно, хотя само по себе и кажется незначительным, но бывает для нас причиною великих зол. Будем избегать не только грехов, но и того, что хоть кажется безразличным, однако же мало-помалу увлекает нас к этим грехам. Будем держаться вдали от грехов. Хочешь быть далеким от скверных слов? – избегай не только скверных слов, но и беспорядочного смеха и всякой похоти. Хочешь быть дальше от убийств? – Бегай ругательств. Большая сеть – необузданность языка; ей нужна и великая узда. Поэтому и сказал некто: сеть крепка мужу свои устне, и пленяется словами своих уст (Притч. 6: 2). Итак, прежде всех других членов умерим этот (язык), его обуздаем и изгоним из уст ругательства и брани, и сквернословие, и злоречие, и злую привычку к клятвам.
Поучимся побеждать злого беса. Он обыкновенно вредит нам всеми мерами, но особенно посредством языка и уст. Ибо никакой другой член так не пригоден ему для обольщения и погибели нашей, как невоздержанный язык и необузданные уста. Отсюда происходит с нами много падений, чрез это мы впадаем в тяжкие вины. Объясняя, как легко пасть чрез язык, некто говорит: мнози падоша острием меча, но не якоже падшии языком (Сир., 28: 21); и, показывая тяжесть такого падения, он же прибавляет: поползновении на земли лучше, неже от языка (Сир., 20: 18). Смысл слов его следующий: лучше, говорит, упасть и разбить тело, нежели произнести такое слово, которое губит нашу душу. И не только говорит он о падениях, но и увещевает иметь великую внимательность, чтобы не падать: устам твоим, говорит, сотвори дверь и запору (Сир., 28: 29), не то, чтобы мы сделали для них двери и запоры, но чтобы с великою заботливостью отклоняли язык от непристойных слов. И еще в другом месте пророк, показывая, что при нашем старании и прежде нашего старания мы имеем нужду в высшей помощи, чтоб удержать внутри этого зверя, и, простирая руки к небу, говорит: воздеяние руку моею, жертва вечерняя. Положи Господи хранение устом моим, и дверь ограждения о устнах моих (Пс. 140:2,3). Также и тот, которого увещания приведены прежде, еще говорит: кто даст ми во уста моя хранилище и на устне мои печать разумну (Сир., 22: 31). Видишь ли, как каждый из них страшится этих падений, плачет, дает советы и молится, чтоб язык был тщательно сохраняем? Но почему, скажешь, Бог дал нам этот член вначале, если он приносит нам такой вред? Потому, что он может принести и великую пользу; и если бы мы были осторожны, то он приносил бы только пользу и никакого вреда. Послушай, что говорит тот, кто сказал и прежнее: смерть и живот в руце языка (Притч., 18: 21). И Христос выражает то же самое, когда говорит: от словес своих оправдишися и от словес своих осудишися (Мф., 12: 37). Язык находится в середине между тем и другим употреблением, а ты – господин его. Так и меч находится на такой же середине; если ты употребляешь его против врагов, то он делается спасительным для тебя орудием; если же ты нанесешь удар самому себе, то причиною поражения бывает не свойство железа, а твое беззаконие. Так будем рассуждать и об языке; он – меч, находящийся на такой середине; изощряй же его для обличения своих грехов, а не для нанесения удара брату. Для того Бог и оградил его двойною стеною, рядом зубов и оградою губ, чтоб он не произносил непристойных слов скоро и неосмотрительно. Удерживай его за ними; если же он не удерживается, то усмиряй его зубами, предавая плоть его им, как бы палачам, и кусая его; ибо лучше ему ныне быть искусанным за грехи, нежели тогда жаждать капли воды и, иссыхая, не получать облегчения. А он обыкновенно совершает много и других грехов, когда злословит, хулит, сквернословит, клевещет, клянется, нарушает клятвы.
Хочешь ли знать, сколь великое зло – говорить срамное и постыдное? Всмотрись, как краснеют от твоего бесстыдства те, которые тебя слушают. Ибо что может быть хуже и презреннее человека, бесстыдно срамословящего? Такие включают себя в разряд скоморохов и распутных женщин. Но и распутные женщины имеют более стыда, нежели ты. Как же ты можешь научить целомудрию жену, когда бесстыдными словами возбуждаешь ее идти в распутство? Лучше извергать гнилость изо рта, нежели сквернословие. Если у тебя дурно пахнет изо рта, то ты не прикасаешься к общей трапезе; но когда душа твоя столь смрадна, скажи мне, как ты дерзаешь приступать к Тайнам Господним? Если бы кто, взяв нечистый сосуд, положил его на твоей трапезе, такого ты, избив палками, прогнал бы: скажи теперь, ужели ты не думаешь прогневать Бога, когда гнуснейшие всякого нечистого сосуда произносишь слова на сей трапезе Его? Ибо уста наши не трапеза ли Божия, когда мы приобщаемся таинства Евхаристии? Да и как может быть иначе? Ибо ничто так не прогневляет Его, святейшего и Чистейшего, как такие слова; ничто не делает людей столь наглыми и бесстыдными, как когда они говорят и слушают подобные слова; ничто так легко не расторгает нерв целомудрия, как возгорающийся от таких слов пламень. Бог вложил в уста твои благовоние, а ты влагаешь в них слова зловоннейшие всякого трупа и чрез них убиваешь самую душу и соделываешь ее нечувствительною.
И сквернословие, – говорит (апостол Павел), – и буесловие, или кощуны, яже неподобная, но паче благодарение. (Еф., 5: 4). Не произноси слов ни шутливых, ни постыдных и не приводи их в действие, и ты угасишь пламя. Что пользы сказать шутку? Только возбудишь ею смех. Скажи мне, сапожник возьмется ли за какое-нибудь дело, не принадлежащее ремеслу его, или станет ли приобретать какой-нибудь подобный инструмент? Никак, потому что чего мы не употребляем, то ничего для нас не стоит. Да не будет ни одного слова праздного, так как от празднословия можно перейти к неприличному разговору. Теперь время не увеселения, но плача, скорбей и рыданий. А ты шутишь? Какой боец, вышедши на арену, оставляет борьбу с противником и произносит шутки? Близ тебя дьявол ходит вокруг, рыкая, чтобы поглотить тебя, все воздвигает и все обращает на твою голову, замышляет, как бы выгнать тебя из твоего убежища, скрежещет зубами, воет, раздувает огонь против твоего спасения, а ты сидишь и произносишь шутки, пустословишь и произносишь неприличные речи?! Можешь ли ты успешно одолеть его? Мы забавляемся по-детски, возлюбленные! Хочешь узнать образ жизни святых? Послушай, что говорит Павел: три лета нощь и день непрестаях уча со слезами единаго когождо вас (Деян. 20: 31). Если же он употреблял такое попечение о милетянах и ефесянах, – не шутки говорил, а со слезами преподавал учение, – то что ты скажешь о других? Послушай, что он говорит и к коринфянам: от печали многия и туги сердца написах вам многими слезами (2 Кор., 2: 4); и еще: кто изнемогает, и не изнемогаю; кто соблазняется и аз не разжизаюся (11: 29)?! Послушай, что он говорит еще в другом месте, ежедневно, так сказать, желая переселиться из мира: сущии в теле сем воздыхаем (2 Кор., 5: 4). А ты смеешься и забавляешься? Время войны, а ты занимаешься тем, что свойственно плясунам? Разве ты не знаешь, сколь многим наветам мы здесь подвергаемся? Шутишь и забавляешься, говоришь остроты, возбуждаешь смех и нисколько не думаешь о деле. Сколько от шуток происходит клятвопреступлений, сколько вреда, сколько сквернословия! Ныне время войны и битвы, бдения и бодрствования, вооружения и приготовления к борьбе. В теперешнее время вовсе не может быть места смеху, ибо это – время мира. Послушай, что говорит Христос: мир возрадуется, вы же печальни будете (Ин., 16: 20). Христос распялся на кресте из-за твоих злодеяний, а ты смеешься? Он потерпел заушения, столько пострадал из-за твоих бедствий и объявшей тебя бури, а ты веселишься? И разве не тем более ты этим Его раздражаешь? Но так как иным это дело кажется безразличным и таким, от которого трудно уберечься, то рассудим немного об этом и покажем, сколько велико это зло. Это дело дьявола – не радеть о безразличных поступках. И, во-первых, если бы это было и безразлично, и в таком случае не должно этим пренебрегать, зная, что от этого происходит много зол, которые возрастают и часто оканчиваются любодеянием. А что это не безразлично, видно из вышеуказанного. Посмотрим, откуда этот порок происходит? Или лучше посмотрим, каков должен быть святой? Он должен быть тихим, кротким, скорбящим, плачущим, сокрушенным. Следовательно, кто говорит шутки, тот не святой. Где гнусность, там и шутки; где безвременный смех, там и шутки. Послушай, что говорит пророк: работайте Господеви со страхом, и радуйтеся ему с трепетом (Пс. 2:11). Шутливость делает душу слабою, ленивою, вялою; она возбуждает часто ссоры и порождает войны. Что же? Разве ты не принадлежишь к числу мужей? Оставь же то, что свойственно детям. Тебе не нравится, если твой раб говорит на площади что-либо бесполезное; а ты, называя себя рабом Господа, произносишь на площади шутки! Прекрасно, если душа трезвенна, – ее нельзя увлечь, а рассеянной кто не увлечет? Она будет обманута сама собою, и не нужно ей будет козней и нападений дьявола. Много зол гнездится в пристрастной до шуток душе, большая рассеянность и пустота: расстраивается порядок, ослабляется благоустройство, исчезает страх, отсутствует благочестие. У тебя есть язык не для того, чтобы передразнивать другого, а чтобы благодарить Бога.
Поговорим с вами об избежании клятв и попросим любовь вашу употребить на это большое старание. Как же это не странно, что слуга не смеет назвать господина своего по имени без нужды… а мы имя Господа Ангелов произносим везде без нужды и с великою небрежностью!
Когда нужно тебе взять Евангелие, ты, умыв руки, берешь его с великим почтением и благоговением, с трепетом и страхом, а имя Господа Евангелия без нужды везде носишь на языке? Хочешь ли знать, как произносят имя Его горние Силы, с каким трепетом, с каким ужасом, с каким изумлением? Видех, – говорит (пророк Исаия), Господа Саваофа седяща на престоле высоце и превознесенне… и серафими стояху окрест Его… и взываху друг ко другу глаголя: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф. исполнь вся земля славы Его (Ис., 6: 1-3). Видишь, с каким страхом, с каким трепетом называют Его они, когда славословят и воспевают? А ты именуешь его с великою небрежностью и в молитвах, и прошениях, когда бы следовало трепетать, быть осторожным и внимательным. А в клятвах, где и совсем не надлежало бы приводить это чудное имя, сплетаешь разные одну с другою божбы! И какое будет нам извинение, какое оправдание, хотя и тысячу раз станем ссылаться на привычку? Рассказывают о каком-то светском риторе, что он имел глупую привычку, идучи, беспрестанно подергивать правым плечом, однако же победил эту привычку, стал класть на оба плеча острые ножи, чтобы страхом раны отучить этот член от неуместного движения. Сделай то же и ты с языком и вместо ножа наложи на него страх наказания Божия, и верно будешь иметь успех. Быть не может, чтобы остался без успеха тот, кто делает это заботливо и старательно. Теперь вы хвалите слова мои, но, когда исправитесь, будете еще более хвалить не только нас, но и самих себя; станете с большим удовольствием слушать, что говорено будет, и с чистою совестью произносить имя Бога, Который так бережет тебя, что говорит: ниже главою своею кленися (Мф., 5: 36). А ты так пренебрегаешь Им, что клянешься Его славою! Но что мне, говоришь, делать с теми, кто ставит меня в необходимость? В какую это необходимость, человек? Пусть все узнают, что ты скорее решишься все потерпеть, чем преступить закон Божий, и не станут принуждать тебя. Не клятва дает человеку веру, но свидетельство жизни, непорочное поведение и добрая о нем слава: многие часто надрывались клянясь, – и никого не убеждали, а другие одним наклонением головы приобретали себе более веры, нежели столько клявшиеся.
Зная это, будем избегать клятв, и уста наши пусть научатся говорить непрестанно «поверь!» Это будет у нас основанием всякого благочестия, потому что язык, научившись говорить одно это слово, стыдится и краснеет произносить срамные и неприличные слова, а если когда и увлечется привычкою, то, имея много обвинителей, опять воздержится. Когда увидит кто, что неклянущийся произносит срамные слова, скоро нападет на него, осмеет его и скажет с насмешкою: ты, который при всяком случае говоришь: «поверь», не хочешь произнести клятву, а язык свой бесчестишь срамными словами? Таким образом, понуждаемые присутствующими, мы и поневоле обратимся к благочестию. Что же, скажешь, если будет необходимо клясться? Там, где закон нарушается, нет необходимости. И можно ли, скажешь, совсем не клясться? – Что говоришь? Бог повелел, и ты смеешь спрашивать: «можно ли соблюсти закон?» Невозможно не соблюсти его.
Всяко слово гнило да не исходит из уст ваших (Ефес., 4: 29). Какое это слово – гнило? – То, какое в другом месте он (апостол Павел) называет словом праздным, злословием, срамословием, суесловием, буесловием. Видишь ли, как он посекает самые корни гнева: ложь, необдуманные речи? Но точию, говорит, еже есть благо к созданию веры, да даст благодать слышащим (Ефес., 4: 29), т.е. говори только то, что назидает ближнего, но ничего излишнего. Бог дал тебе уста и язык для того, чтобы ты благодарил Его и назидал ближнего. Если же ты разрушаешь здание, то лучше молчать и ничего не говорить. Ибо и руки художника, назначенные для построения стен, но вместо того навыкшие разрушать их, справедливо было бы отсечь. Так и Псалмопевец говорит: потребит Господь вся устны льстивыя (Пс. 11:4). Язык – причина всех зол, или, лучше, не язык, а те, которые худо им пользуются. Отсюда обиды, злословия, хулы, страсть к удовольствиям, убийства, любодеяние, воровство, все рождается отсюда. Каким же образом, говорят, отсюда убийства? – От оскорбительного слова ты придешь в гнев, разгневанный, начнешь драться, от драки недалеко до убийства. Каким образом любодеяние? Тебе скажут, что такая-то особенно расположена к тебе, она отзывается о тебе с отличной стороны; эти слова поколеблют твою твердость, а затем в тебе возникнут и нечистые пожелания.
Потому-то и сказал Павел: еже есть благо. Так как слов великое множество, то справедливо апостол выразился неопределенно, давая повеление касательно их употребления и правило, как вести речь. Какое же правило? Еже есть … к созданию, сказал он. Иначе сказать: говори так, чтобы слушающий тебя был благодарен тебе. Например, твой брат соблудил. Не поноси его обидными словами, не насмехайся над ним. Ты не доставишь этим нимало пользы слушающему, но решительно повредишь ему, если будешь язвить его своими остротами. Если же ты увещеваешь его, как он должен поступать, то этим заслуживаешь от него великой благодарности. Если ты научишь его иметь благоречивые уста, научишь не злословить, то ты многому его обучил и заслужил его благодарность. Если будешь говорить с ним о раскаянии, о стыдливости, о милостыне, все это будет смягчать его душу. За все это он выскажет тебе свою благодарность. Если же ты возбудишь смех, произнесешь непристойное слово, еще более – похвалишь порок, то ты все расстроил и погубил.
Ты, возлюбленный, если имеешь сказать что-нибудь такое, от чего слушающий может сделаться лучшим, то не удерживай слова во время спасения; и если не имеешь ничего такого, но только речи порочные и развратные, то молчи, чтобы не повредить ближнему; то слово гнилое, которое не назидает слушателя, но еще развращает его. Если ты имеешь сказать слово постыдное и смешное, то молчи, потому что и то слово гнило, которое делает более рассеянными и говорящего, и слушающего и в каждом воспламеняет порочные пожелания. Как для огня составляют пищу дрова и хворост, так для порочных пожеланий – слова. Потому не должно непременно высказывать все, что мы имеем на уме, но должно стараться удалять и из самого ума порочные пожелания и всякую постыдную мысль. Если же когда незаметным образом мы допустим у себя нечистые помыслы, то не будем никогда выводить их наружу языком, но будем подавлять их молчанием. Если ты чувствуешь какое-нибудь постыдное пожелание, то не произноси постыдного слова: этим ты погасишь и пожелание. У тебя нечисты мысли? Пусть же, по крайней мере, будут чисты твои уста; не выноси вон этой грязи, чтобы не соделать вреда и другому, и самому себе.
Не говори: не важно, если я произнесу дурное слово, если оскорблю того или другого. Поэтому-то это и великое зло, что ты почитаешь его ничтожным. Ибо зло, которое почитают ничтожным, легко оставляют в пренебрежении, а оставленное в пренебрежении, оно усилится; усилившись же, оно становится неизлечимым. У тебя уста запечатлены Духом.
Вспомни, какое первое слово произнес ты по своем рождении, вспомни о достоинстве твоих уст. Ты называешь Бога своим Отцом и в то же время поносишь своего брата? Помысли о том, почему ты называешь Бога своим Отцом. По природе? Но по этому ты не мог бы назвать Его так. За добродетель? Нет, и не за то. Почему же? По одному человеколюбию (Божию), по Его благосердию, по его великой милости. Итак, когда ты называешь Бога Отцом, то имей в мысли не только то, что оскорбляя (своего брата), ты поступаешь недостойно этого благородства, но и то, что ты имеешь это благородство по благости (Божией). Не посрамляй же своего благородства, которое сам ты получил по милости, жестоким обращением с своими братьями. Называешь Бога своим Отцом и оскорбляешь своего ближнего! Это не свойственно сыну Божию! Дело сына Божия – прощать врагам, молиться за своих распинателей, проливать кровь за ненавидящих его. Вот что достойно сына Божия: своих врагов, неблагодарных, воров, бесстыдных, коварных сделать своими братьями и наследниками, а не то, чтобы своих братьев оскорблять, как будто каких невольников.
Помысли, какие слова произносили уста твои, какой они удостаиваются трапезы: помысли, к чему они прикасаются, что вкушают, какую принимают пищу. Ты думаешь, что, злословя своего брата, ты не делаешь важного преступления? Как же, в таком случае, ты называешь его братом? А если он тебе – не брат, то как же ты говоришь: Отче наш? Ибо слово наш указывает на множественность лиц. Помысли, с кем ты стоишь во время тайнодействий? – С херувимами, с серафимами. Серафимы не злословят, но их уста имеют одно только занятие – славословить и прославлять Бога. Как же будешь прославлять Бога? Как же ты будешь вместе с ними говорить «Свят, Свят, Свят», после того, как произносил своими устами злословия? Скажи мне: если бы царский сосуд, всегда наполнявшийся царскими кушаньями и назначенный на такое употребление, кто-нибудь из слуг употребил для нечистот, посмел ли бы он после этого опять ставить вместе с другими, употреблявшимися при царском столе сосудами, и этот, наполненный нечистотами? Отнюдь нет. Таково же и злословие, таково и оскорбление ближнего! Отче наш! и то ли одно ты произносишь? Вникни и в следующие слова: Иже еси на небесех. Сейчас ты сказал: Отче наш, Иже еси на небесех, – и эти слова возбудили тебя, окрылили твою мысль, внушили, что ты имеешь Отца на небесах. Не делай же ничего, ничего не говори земного. Они вознесли тебя в горний чин, присоединили тебя к небесному лику. Зачем же ты низвергаешься долу? Предстоишь пред престолом Божиим и произносишь злословия! Ужели ты не боишься, что Царь почтет твой поступок за оскорбление Себе? Когда раб пред нашими глазами наносит удары другому рабу и поносит его, то, хотя бы он делал это и по праву, мы оскорбляемся этим и принимаем такой поступок за обиду себе; а ты, – поставленный вместе с херувимами пред престолом Божиим, – осмеливаешься поносить своего брата? Видишь ли эти святые сосуды? Они имеют одно назначение; кто же осмелится употреблять их на другое? А ты – святее этих сосудов, и гораздо святее! Зачем же ты оскверняешь себя и мараешь грязью? Стоишь на небесах и предаешься злословию? Живешь с ангелами и предаешься злословию? Удостоился лобызать Господа и произносишь злословия? Бог украсил твои уста столькими ангельскими песнопениями, удостоил их лобзания не ангельского, но превосходящее ангельское, – Своего лобзания и Своих Объятий, и ты предаешься злословию? Оставь это, прошу тебя. Такое поведение производит великие бедствия и несвойственно душе христианской. Ужели мы не убедили тебя своими словами, не пристыдили?!! В таком случае необходимо устрашить тебя. Послушай же, что говорит Христос: иже речет (брату своему), уроде, повинен есть геене огненней (Мф., 5: 22). Итак, если Он угрожает геенной тому, кто скажет (брату) самое легкое из обидных слов, то чего заслуживает тот, кто произносит более дерзкие укоризны? Научим свои уста благоречию. Отсюда происходит великая польза, а от злоречия – великий вред.
Глаголю же вам, яко всяко слово праздно еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судныи (Мф., 12: 36). Праздное слово есть слово, несообразное с делом, ложное, дышащее клеветою, а также, по изъяснению некоторых, и пустое слово, например, возбуждающее беспорядочный смех, срамное, бесстыдное, неблагопристойное. От словес бо своих оправдишися, и от словес своих осудишися (Мф., 12: 37). Видишь ли, как безобиден суд? Как кротки требования ответа? Не по речам другого, но по твоим собственным словам Судья произнесет приговор. Что может быть сего справедливее? Ибо в твоей власти – говорить и не говорить. Поэтому незлословимым надобно страшиться и трепетать, а злословящим, потому что не злословимые должны будут оправдываться в том, что об них разносимы были недобрые слухи; но злословящие дадут ответ в том, зачем они говорили о других худо. На них-то падет вся беда. Итак, терпящим от злых слухов не об чем заботиться, потому что не требуется от них ответа в том, что другие говорили об них худо; но говорящим худо надобно страшиться и трепетать, потому что они за свое злоязычие потребованы будут к суду. Поистине, это дьявольская сеть, это такой грех, который никакого не приносит удовольствия, а только один вред. Ибо злое сокровище копит в душе своей злоязычник. Итак, будем убегать сего греха и не станем обижать ближних ни словами, ни делами. Господь не сказал: «если ты при народе будешь поносить ближнего и повлечешь его пред судилище, виновен будешь», но просто: если будешь говорить худо, хотя бы и наедине, и тогда навлечешь на себя величайшее осуждение. Если бы даже было истинно то, что ты пересказываешь о ближнем, если бы ты был совершенно в этом уверен, и тогда подвергнешься наказанию. Ибо не за то, что делал другой Бог будет судить тебя, а за то, что ты говорил. От словес бо своих осудишися. Не слышал ли, что и фарисей говорил правду (о мытаре), высказал то, что было всем известно, и объявил то, что не было тайною? И однако же подвергся жестокому осуждению. Если же и явных грехов оглашать не должно, то тем более неизвестных и недоказанных. Согрешивший имеет над собою Судию. Итак, ты не предвосхищай себе чести, принадлежащей Единородному, Которому предназначен престол суда.
Посему, умоляю, будем говорить то, что нам прилично, и пусть святые уста не произносят слов, свойственных устам бесчестным и позорным. Кое бо причастие правде к беззаконию, или кое общение свету ко тме (2 Кор., 6: 14). Лучше, если мы, удалившись от всего неприличного, в состоянии будем воспользоваться обещанными благами, чем если, занимаясь излишним, погубим чрез это трезвенность ума. Ибо человек шутливый скоро делается злоречивым, а злоречивый способен к бесчисленному множеству и других пороков. Итак, упорядочивши эти два душевные состояния и подчинивши их разуму, как послушных коней, – я разумею похоть и гнев, – поставим над ними возницею ум, чтобы получить награду вышнего звания, которой да сподобимся все мы во Христе Исусе Господе нашем, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веком, аминь.
Безобидно ли сквернословие?
из книги священника Павла Гумерова «Малая Церковь»,
изданной Сретенским монастырем в 2008 г.
(Урок в школе)
Одной из примет постигшей нас духовной и культурной катастрофы стало сквернословие. Если раньше матерщина была, главным образом, специфическим языком преступников, пьяниц и других опустившихся лиц, то теперь мат все глубже проникает во все социальные и возрастные слои общества, нам все более пытаются навязать, что русский язык вообще невозможен без мата.
Постараемся показать исторические корни сквернословия и развенчать некоторые мифы, возникшие вокруг него.
Начнем с того, что мат – явление древнее и присущее почти всем народам. О «гнилом слове» писал еще апостол Павел. В IV веке святитель Иоанн Златоуст говорил: «Егда кто матерными словами ругается, тогда у Престола Господня Мати Божия данный Ею молитвенный покров от человека отнимает и Сама отступает, и который человек матерно избранится, себя в той день проклятию подвергает, понеже мать свою ругает и горько ее оскорбляет. С тем человеком не подобает нам ясти и пити, аще не отстанет от онаго матерного слова». Запомним эти слова святителя, к ним мы еще вернемся.
В чем же феномен матерной брани? Почему слова, обозначающие в основном медицинские термины, при «переводе» на матерный язык становятся нецензурным сквернословием? Почему они вообще применяются, часто не по прямому назначению? Во всех языках и культурах матерная лексика обозначает одно и то же. Это относительно небольшая («грязная дюжина», как говорят англичане) и замкнутая группа слов. В эту группу входят наименования частей человеческого тела, прежде всего гениталий, физиологических отправлений, полового акта и производные от них слова.
Епископ Варнава (Беляев) пишет, что срамословие – «наследие чисто языческое. Оно всецело коренится в фаллических культах Древнего Востока, начиная с глубин сатанинских (см.: Откр. 2:24) и темных бездн разврата в честь Ваала, Астарты и прочих и кончая классическими наследниками Хама». Культы древнего Вавилона, земли Ханаанской, в которых практиковалось принесение в жертву младенцев, служение разврату, блуду, ритуальная проституция, и дали соответствующую терминологию ритуальных заклинаний, которые легли в основу матерной брани.
Произнося нецензурные слова, человек (пусть даже невольно) призывает бесовские силы и участвует в изуверском культе. Известно, что народы, населявшие Ханаан, были завоеваны евреями и беспощадно истреблены по повелению Божию. И это вовсе не необъяснимая жестокость, а праведный гнев Божий, наказание за чудовищное растление и поклонение греху.
Одним из распространенных мифов является утверждение о том, что матерщину на Русь занесли монголы и татары. Смешно полагать, будто жили раньше чистые, высокоморальные кривичи и родимичи, не знавшие сквернословия, а потом пришли испорченные монголы и научили их нецензурной лексике. Нет, корни сквернословия – языческие заклинания, и на Руси они были еще до монголов. У восточных славян, как и у других народов, в языческие времена существовал культ плодородия, вера в мистический брак земли и неба. На русских языческих свадьбах пели так называемые корильные песни, в которых содержались ритуальные оскорбления жениха (чтобы не пришлось избраннице корить его в семейной жизни). С помощью матерной брани язычник-славянин отпугивал также нечистую силу, думая, что бесы боятся матюгов.
Уже после Крещения Руси за сквернословие строго наказывали. В указе царя Алексея Михайловича 1648 года подчеркивается недопустимость сквернословия в свадебных обрядах: чтобы «на браках песней бесовских не пели и никаких срамных слов не говорили». Здесь же упоминается и о святочном сквернословии: «А в навечери Рождества Христова и Васильева дня и Богоявления… чтобы песней бесовских не пели, матерны и всякою непотребною лаею не бранилися». Считалось, что матерным словом оскорбляется, во-первых, Матерь Божия, во-вторых, родная мать человека и, наконец, мать-земля.
Существовало представление, что матерная брань наказывается стихийными бедствиями, несчастьями и болезнями. Еще при царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче за сквернословие наказывали розгами на улицах. Нелишне будет вспомнить, что за нецензурную брань в общественном месте даже по Уголовному кодексу СССР полагалось 15 суток ареста.
Мы несем ответственность за каждое праздное слово, особенно за скверное. Ничто не проходит бесследно, и, оскорбляя мать другого человека, посылая проклятия ему самому, мы тем самым навлекаем беду на себя. Вспомним слова святителя Иоанна Златоуста: «Который человек матерно избранится, себя в той день проклятию подвергает».
За срамословие Бог попускает на человека различные беды, напасти и болезни. В медицине есть род психического заболевания (правда, плохо изученного), когда человек, может быть, даже далекий от грязной брани, страдает необъяснимыми припадками. Больной вдруг начинает помимо своей воли изрыгать потоки нецензурной брани, часто очень изощренной. Иногда хулит святых и Бога. Для верующего человека все очевидно. В духовной практике это называется одержимостью, или беснованием. Бес, находящийся в одержимом, заставляет его произносить страшные ругательства и хулу. Из практики известно, что такого рода беснование может случиться по попущению Божию даже с детьми.
Очень часто люди, находящиеся в духовном помрачении, слышат голоса, которые произносят поток матерной брани и богохульства. Несложно догадаться, кому принадлежат эти голоса. Матерную брань издревле называют языком бесов.
Приведу пример того, как действует так называемое «черное слово», то есть выражения с упоминанием черта.
Один человек очень любил употреблять это слово к месту и не к месту. И вот приходит он как-то домой (а посередине его комнаты стоял стол) и видит, что под столом сидит тот, кого он так часто поминал. Человек в ужасе спрашивает его: «Зачем ты пришел?» Тот отвечает: «Ведь ты меня сам постоянно зовешь». И исчез. Это не какая-нибудь страшилка, а совершенно реальная история.
Как священник могу привести немало подобных случаев даже из своей небольшой практики.
Дьявол, к сожалению, не персонаж фильмов ужасов, а реальная сила, которая существует в мире. И человек, употребляющий матерные, скверные, черные слова, сам открывает двери своей души этой силе.
Привыкший сквернословить находится уже в зависимости от своей вредной привычки. Как говорит апостол, творя грех, раб есть греха. Кто думает, что он независим от своей привычки сквернословить, пусть попробует хотя бы два дня не употреблять мат, и поймет, кто в доме хозяин. Бросить ругаться не легче, чем бросить курить. Недавно в известном ростовском салоне красоты случилось ЧП: уволились сразу три женщины-парикмахера. Причина заключалась в том, что директор запретил им материться на рабочем месте. Вынести этот запрет молодые женщины были не в силах.
Помимо того что матерщина духовно вредит, она культурно обедняет человека. Если убрать из языка иного сквернослова все матюги, которые чаще всего употребляются для связи слов и не имеют никакого смысла, то мы увидим, насколько беден его лексикон. Употребляя скверные слова, матерщинник часто подсознательно хочет заглушить в себе голос совести, стыд, чтобы дальше уже было легче совершать постыдные поступки.
Мат оскверняет человека, убивает его душу. В компании матерщинников возникает ложный стыд сказать искреннее, доброе слово. Такая компания глумится не только над словами «любовь», «красота», «добро», «милость», «жалость», она пресекает саму возможность открытого, чистого взгляда.
Каждому молодому человеку, употребляющему матерную брань, следует задать себе вопрос: будет ли ему приятно, когда его маленькие сын или дочь станут при нем ругаться матом? В американских семьях существует очень интересный обычай. Когда дети приносят с улицы бранные слова и спрашивают об их значении, то родители, как правило, разъясняют все честно, но потом в обязательном порядке заставляют ребенка вымыть рот с мылом, ведь мерзкие слова пачкают и сознание, и душу, и слух, и произносящий их рот. Неплохо бы и нам ввести для своих детей подобный обычай.
Однажды мы с супругой отдыхали в подмосковной деревне Фенино. И там повстречали маленького мальчика, который только недавно начал говорить. Ему было года три. И вот в его ничтожном словарном запасе уже присутствовала матерная брань. Что же будет дальше?
Часто молодые люди ругаются матом, чтобы показаться взрослее, мужественнее, сильнее. Слышал шутку. Прапорщик отчитывает солдат: «Ну что вы материтесь как дети?» В каждой шутке, как известно, только доля шутки.
Подросток, изощренно бранясь, хочет скрыть свою внутреннюю слабость, инфантильность. И вместо того чтобы делом доказать, что он уже взрослый, надевает на себя броню грубости и неприступности. Вот какой я крутой – и ругаюсь, и курю, и пью. А выглядит смешно и по-детски. Тому, кто и правда силен, не нужно доказывать это всему миру. По-настоящему независимый человек – не тот, кто живет по закону стада: куда все, туда и я. Сильный человек не позволяет вредной привычке господствовать над ним. Если вы ругаетесь в присутствии девушек и сами позволяете им ругаться, какие же вы после этого мужчины?
Язык, речь – это наше оружие, средство общения, убеждения, языком надо учиться владеть. И делать это очень трудно, когда речь обременена мусором, обеднена. Брань бывает двух видов: аффективная, то есть в минуту гнева, раздражения, и просто, что называется, для связки слов. К последней люди так привыкают, что не могут без нее обойтись. Даже от слов-паразитов («так сказать», «короче», «ну» и т.д.) очень трудно бывает избавиться, тем более – от нецензурной лексики, которой восполняется общая бедность словаря и кругозора.
Но как же, скажете вы, по телевидению мы сейчас часто слышим матерные слова? Не все, что на TV, правильно и хорошо. То, что показывают, нужно обязательно фильтровать. Современное телевидение коммерческое, и ничего случайного там показывать не будут. Это либо реклама (явная или скрытая), либо проплаченный заказ. Голова нам дана не только чтобы втыкать в уши MP-3 плеер, но и чтобы думать, анализировать, а не слепо за кем-то идти. Зачем нам нужно плясать под дудку тех, кто хочет, чтобы мы превратились в тупое, обкуренное стадо баранов, жующих жвачку попсы?
Когда встречаешь человека, использующего мат, поневоле задумываешься: а все ли у него в порядке с головой? Потому что так часто упоминать в разговорной речи половые органы и половой акт может только больной, сексуально озабоченный человек.
Игумену Савве (Молчанову), который окормляет очень много военных, один армейский чин рассказал, что он долго не мог избавиться от страсти сквернословия. Искоренил он эту привычку таким образом. Как только у него вырывалось «гнилое слово», он брал это на заметку, находил в казарме удобное местечко и делал 10 поклонов. И порок сквернословия был совершенно им оставлен. Очень хорошо молодым людям последовать этому примеру.
О грехе сквернословия
Мамонов Д.
«Никакое слово гнилое да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере…» (Еф.4:29)
Гнилые слова сегодня стали нормой в языке народа. Сквернословие можно услышать даже в семьях, и не только в общении между взрослыми, но, подчас, и в разговоре родителей с маленькими детьми. Причиной для сквернословия уже не служит раздражение, гнев, но скверные, гнилые слова стали частью обыденной речи, ими порой перекидываются даже влюбленные. Это признак особой деградации нашей культуры, когда уничтожается всякое понятие меры, такта в общении между людьми.
Так было не всегда. Это явление приняло массовый характер в последнее время, когда силы тьмы, постепенно захватывая сферу духовного влияния на русский народ, добились искажения путей развития народной души. Матерная ругань есть явное проявление зла в человеке. Издревле матерщина в русском народе именуется сквернословием – от слова скверна.
В словаре Даля, который является результатом глубокого изучения не книжного, а именно народного русского языка, сказано: «скверна–мерзость, гадость, пакость, все гнусное, противное, отвратительное, непотребное, что мерзит плотски и духовно, нечистота, грязь и гниль, тление, мертвечина, извержения, кал; смрад, вонь; непотребство, разврат, нравственное растление; все богопротивное».
Вот куда мы впали, отдавшись во власть смрадных, гнилых слов.
Среди православных верующих живет предание, что Пресвятая Дева Богородица особо просит у Господа спасения России, ибо Россия есть Дом Богородицы, один из Ее уделов на Земле. Но, молясь за православную Россию, Пречистая Дева Мария отказывается поминать в Своих молитвах тех, кто сквернословит. Богородица не молится за тех, кто ругается матом. И в русском народе издавна матерщинников именовали богохульниками. Матерный язык есть наследие языческих времен, когда славянские племена еще не соединились в единый русский народ, создавший великую культуру, сформированную православным воспитанием.
Только Православие, победив в четырехсотлетней борьбе (988-1380 гг.) последствия языческой нравственности, постепенно сформировало основы высокой культуры русского народа, воздвигло Святую Русь, которую мы так легко нынче забыли, впадая в смрад и скверну бездуховности.
Давайте вспомним, что же Бог дал России, и как Творец Вселенной относится к Русской земле и к народу нашему.
Христос не создавал римско-католической церкви, лютеранства, баптизма, иеговизма, кальвинизма и прочих верований, причисляющих себя к христианству и несогласных между собою во многом.
Иисус Христос, Сын Божий, создал одну единую, неделимую Вселенскую Церковь, и она была цельной тысячу лет. В этой единой вселенской Церкви состоялись семь Вселенских Соборов, где все руководство Церкви (а среди них было немало святых подвижников, праведников и великих богословов), изволением Святого Духа сформировало единый, нерушимый Символ Веры, кратко выражающий суть Христианства. Так была утверждена правая вера, данная нам Самим Господом Иисусом Христом. Церковь Христова, созданная Его непосредственными учениками – святыми Апостолами, была единой на земле. Но в одиннадцатом веке от единой Христовой Церкви отпадает западная ее часть, изменившая Символ Веры и объявившая себя католической. Тогда появляется понятое Православия – правильного прославления Бога, как это было в изначальной Церкви, созданной Христом и Апостолами.
Все же другие церкви, придуманные в дальнейшем грешными людьми, именуются неправославными, «не право славящими Бога», инославными. Они постепенно стали все более и более непохожи на Церковь, созданную Самим Христом.
Русь же, по воле Божией, получила Православие. Более того, именно русскому народу, России Господь поручил стать хранителем православной веры. После того, как все остальные православные страны предали Православие на Флорентийском соборе 1429 года, подчинившись руководству римско-католической церкви, согласившись на унию, Бог в гневе допустил порабощение этих стран жестоким турецким нашествием.
С этого времени только Русь, государь которой отверг унию, стала единственной державой, свободно исповедующей Православие как государственную религию, формирующую нравственность и культуру народа, самый дух народа, все его силы и разум.
Вот великая ответственность России перед Богом – хранение Православия! Но роли хранительницы истинной Церкви должно было сопутствовать стремление народа к чистоте нравов. Так формировалась единственная в мире страна, где народ сам называл свою Родину святою – Святая Русь. (Не существует понятия Святая Англия, Святая Германия, Святая Франция или Святая Италия). Разумеется, на Руси были грешники, но идеалом народа было стремление к святости. И на Святой Руси (если не среди всех, то в преимущественном большинстве народа) укоренялась целомудренная нравственность.
Это выразилось и в языке, ибо язык есть хранилище не только практического, но и духовного опыта народа. Так, в отличие от многих других народов, русский народ в своем языке отделяет от общей нормы ругань, слова, которые позднее получили название нецензурных.
Сегодняшний матерщинник прямо выступает против культуры русского народа.
Не забудем, что язык дается народу Богом, и потому еще внимательнее всмотримся в то, как относится Господь к России и ее народу.
Именно в период после получения Русью православной веры в мире произошли три чрезвычайных исторических события, связанных с ролью русского народа в судьбе человечества.
В XIII веке дикие, не знающие ни совести, ни пощады орды Чингисхана и его потомков устремляются по Евразийскому континенту на завоевание мира. Они намерены были дойти до «последнего моря», то есть, по тогдашним знаниям географии–полностью захватить Европу. Однако, хотя воины Батыя побывали и в Венгрии, и в Италии, они вернулись, побоявшись оставить у себя за спиною побежденную, но не покорившуюся, могучую Русь. И здесь, в Русской земле, суждено было угаснуть татаро-монгольскому нашествию. Русь заслонила собою Европу. Заметим, что Русь не могла себе поставить целью спасение Европы – эту задачу русский народ выполнил согласно Божьему замыслу.
Подтверждением тому служат еще два исторических события такого же значения. Когда атеист Наполеон, покорив пол-Европы, пошел на завоевание мира с запада на восток, к Индии, – он потерпел поражение в России.
И, наконец, сатанист Гитлер, не менее бесчеловечное явление, чем Чингисхан, так же, захватив и растоптав Европу, пошел путем Наполеона на захват мира. И, несмотря на то, что его орды дошли до Москвы, до Санкт-Петербурга, до Кавказа и до Волги, – Россия, все выстрадав, осталась непобедимой и разгромила могущественного завоевателя.
В чем смысл этих трех исторических деяний? Во всей истории человечества только одна Россия может сказать о себе, что ей дано было стать щитом против мирового зла, причем трижды защитившим мир от порабощения.
Неужели все это случайно? Но даже материалисты признают, что случайность есть непознанная необходимость. А отцы Православной Церкви учат: «Кто верит в случайность, тот не верит в Бога». Евангелие говорит, что ни одна, даже малая птица, не забыта у Бога (Лк.12:6).
Но для того, чтобы окончательно убедиться нам в особом внимании Бога к России, вспомним, какую огромную, богатую в мире и самую большую страну дал нам Господь. На территории нашей необъятной страны никогда не заходит солнце: если в западной части оно зашло, то на востоке уже светит. Вспомним и то, как легко мы получили такую огромную землю. Битвы небольшого отряда Ермака закончились там, где теперь Тобольск. Остальная территория – Сибирь и Дальний Восток – получена русской державой как дар Божий, без всяких усилий: проходили маленькие отряды мирных землепроходцев и местные народы охотно шли под руку Белого Царя. И эта территория от Тобольска до Берингова пролива, данная нам в подарок, составляет две трети всей нынешней России.
Вот этой нашей стране, нашему народу, который Бог особо выделил своим вниманием, Творец Вселенной дал язык редкой красоты, богатства и выразительности.
Ведь сила народа выражается и передается как через веру, так и через культуру, главным орудием которой является народный язык.
Великий Михаил Ломоносов писал: «Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с Богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятельми, италиянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того, богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».
И этот язык уродуют матерщинники, вместо Богом данного богатства употребляя жалкий наборчик гнусных, не Богом данных слов, но подсказанных извечным врагом рода человеческого. Такие люди сознательно калечат в себе образ Божий – и это начало богоотступничества.
Сегодня продаются даже словари матерной ругани. Дьявольские силы, устремившиеся погубить Россию, делают все, чтобы народ наш учился сам себя осквернять. Привычка к сквернословию формирует нравственный облик человека, мешает его приобщению к культуре (даже если он работает в области культуры), делает такого человека ненадежным во взаимоотношениях с другими. На того, кто постоянно матерится, нельзя положиться в серьезном деле, – привычка к сквернословию – признак духовного и нравственного разложения человека. Тот, кто легко позволяет себе нечистую, гнилую речь, без затруднений решится и на нечистые дела – это доказано на практике. Особенно страшно, когда дети воспитываются в матерщинной среде, когда сами родители закладывают в их души нравственную грязь. Такие дети вырастают черствыми и, прежде всего, равнодушными к собственным родителям. Когда такие дети вырастут, им будет трудно создать свой семейный очаг, где был бы уют, где было бы хорошо им самим и их детишкам. Такие дети могут стать причиной бед для своей семьи и для себя самих.
Характер ребенка формируется от младенчества до семилетнего возраста. Мировоззрение человека (его принципы отношения к жизни, к окружающей среде, к обществу) закладываются в школьном возрасте. Если весь этот период своей жизни человек формировался под влиянием грязных слов, он вырастет ущербным, с гнилью в душе и в характере.
Родители! Если вы позволяете себе разговаривать с ребенком на языке матерщины, не удивляйтесь, если ваши дети потом окажутся в среде преступников. Вы сами заложили начало их гибели!
Если мы хотим, чтобы наш народ не прогнил, не рассыпался бесплодным прахом, мы должны решительно отказаться от сквернословия и беречь так легко нами полученный великий Божий дар – прекрасный русский язык.
Слово – величайшее орудие Бога. «Вначале было Слово», – говорит Евангелист (Ин.1:1). Словом Бог сотворил все. «И сказал Бог: да будет свет» (Быт.1:3).
Слово – орудие и человеческого творчества. Мы просвещаем и просвещаемы словом. А сквернословием сеется тьма. Апостол учит: «Никакое слово гнилое да не исходит из уст ваших, но только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим» (Еф.4:29). Слово должно нести благодать – благие дары, добро, служить назиданием в вере, то есть приближать к Богу, а не удалять от Него.
По слову Христа Спасителя «за всякое праздное слово люди дадут ответ в день Суда» (Мф.12:36). Однако грех сквернословия намного тяжелее греха празднословия. Стало быть, и наказание будет куда более тяжким!
Когда человек говорит скверные, матерные слова, он не только оскверняет, пачкает свои уста, но и льет грязь в уши окружающих; развращает их содержанием матерщины, наводит на дурные мысли – сеет зло, даже, когда сам этого не сознает.
Так вырождается нравственность народа – из поколения в поколение. Сейчас это явление особенно усилилось, потому что очень многие пристрастились к сквернословию.
Помни, христианин, что дар слова дан человеку в первую очередь для того, чтобы славословить Господа. И сами уста наши, которыми должно славословить Господа, оскверняются срамословием.
Вслед за святым крещением через помазание освященным миром на уста крещаемого налагается печать даров Святого Духа. Срамословием оскорбляется Дух Святой, освятивший уста христианина для употребления их во славу Божию. Сквернословя, человек отталкивает от себя Дух Божий. Устами христианин принимает Тело и Кровь Христову. Оскверняя срамословием уста, освящаемые прикосновением к ним пречистого Тела и Крови Христовой, мы прогневляем Христа Спасителя.
Будем помнить, что устами своими мы лобызаем святой крест, святые иконы, святые мощи, священные книги Евангелия. Устыдимся произносить срамные, гнилые слова устами, освящаемыми прикосновением их к великим святыням! Необходимо сознавать, что речь нашу слышат не только люди, которых мы привыкли не стесняться, но слышат и Ангелы, и Сам Господь. Неужели не остережемся от сквернословия, чтобы срамной речью не оскорбить Ангелов, не доставить радование бесам и не прогневить этим Бога?
Вдумаемся, как, марая в грязи безнравственности свою речь, мы посрамляем дар Божий великий наш родной русский язык. Мы попираем достоинство народа нашего и наше собственное достоинство. Человек, созданный по образу и подобию Божию, добровольно и легкомысленно сам себя унижает до скотского состояния. (Хотя, по правде сказать, животные, по природе своей, не могут иметь таких противоестественных пороков).
В прежние времена русские люди отдавали себе отчет в том, насколько гнусно сквернословие, за него строго наказывали. При царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче за сквернословие полагалось телесное наказание: на рынках и по улицам ходили переодетые чиновники со стрельцами, хватали ругателей и тут же, на месте преступления, при народе, для всеобщего назидания наказывали их розгами.
Для убедительности того, сколь мерзостен перед Богом грех сквернословия, приведем несколько примеров явного наказания Божия за дерзкое срамословие.
В трех верстах от села Загарского, Вятского уезда, места моей родины, лет тридцать тому назад, в деревне Васкинской жил крестьянин Прокопий. Он до того привык сквернословить, что делал это при каждом слове, и когда жена и соседи говорили ему: «Что это, Проня, ты ни одного слова не скажешь без брани, какой у тебя поганый язык, – что ни слово – непременно тут и брань, ведь это большой грех перед Богом!» – «Какой вздор», – говорил им обыкновенно Прокопий, – «что за грех ругаться? Пословица говорит: Языком что хошь мели, только рукам воли не давай». Вот убить человека, украсть что-нибудь, обмануть кого – вот это грехи; а ругаться – это вовсе не грешно. Я в этом грехе попу никогда не каялся, да и каяться не буду». С такими убеждениями он и прожил свою жизнь. Во время постигшей его тяжкой болезни, предчувствуя приближение смерти, Прокопий пожелал исповедаться и приобщиться Святых Тайн. Сын его поспешил исполнить желание отца, – поехал за священником. Священник не замедлил отправиться к больному, но когда вошел он к нему в дом, больной лишился речи и сознания. Священник подождал некоторое время, но, будучи занят другими требами, решился уехать. Когда священник отправился, больной пришел в сознание и попросил домашних снова послать за священником. Священник опять поспешил к нему: но только он вошел в дом – Прокопий снова впал в беспамятство и лишился речи. К этому добавились страшные корчи, и несчастный в тяжких страданиях в присутствии священника, испустил дух…
Итак, бедный Прокопий, не считая нужным раскаяться в сквернословии, лишился возможности принести раскаяние и в других, сознаваемых им грехах; а главное – лишился величайшего и необходимейшего для нашего спасения дара благости Божией – приобщения Святых Тайн. Так тяжек в очах праведного Судии грех сквернословия! Вообще, я замечал, что те, которые постоянно сквернословят, умирают без покаяния и причащения. Так в 1881 году умер житель села Березовского Орловского уезда Григорий; а в 1882 году – крестьянин деревни Доронинской Прокопий. (Священник Петр Макаров.Душеполезный Собеседник, вып. 6, 1888 г.).
На первых порах своей сельской пастырской службы я усмотрел, что мои прихожане помимо многих других нравственных недостатков особенно заражены были привычкой к сквернословию. И старые, и малые без малейшего зазрения совести сквернословили постоянно и в своих домах, и на улицах. Немедленно начав борьбу с разного рода пороками своих пасомых, я особенно ополчился против их сквернословия. И в храме, и в школе, и в жилищах прихожан, и на уличных собраниях благовременно и безвременно обличал и бичевал я этот порок. Результаты борьбы сказались: сквернословие сперва перестало оглашать улицы, а потом стало и совсем исчезать. Но вот 2 ноября минувшего года, гуляя по своему садику, я был неприятно изумлен и возмущен ужасной «матерщиной», разражавшейся на дороге, пролегающей между огородами и полями. Приблизившись тотчас же к дороге с целью узнать и обличить виновника, я вскоре увидел парня лет 16, Василия Матвеевича Лаврова, который бичуя палкой волов, осыпал их отборным сквернословием. На мои обличения парень оправдывался, что его раздражали волы, медленно тащившие бочку с бардой, и что он и рад бы не сквернословить, да не может сладить с собой. Объяснив гнусность и греховность сквернословия, я постарался внушить парню немедленно и навсегда оставить свою дурную привычку, чтобы не подвергнуться гневу Божию. Парень на мои увещевания должного внимания не обратил и в тот же день подвергся грозному наказанию Божию.
Направляясь с бардой вторично из винокуренного завода в барскую усадьбу, парень по-прежнему начал осыпать волов ударами и сквернословием. Вдруг раздался треск, бочка лопнула, и кипящая барда обдала парня с головы до ног. Страдания и стоны его были услышаны. Немедленно он был отправлен в больницу, где пролежал около трех месяцев. По выходе его из больницы я беседовал с ним по поводу постигшего его несчастья, которое он сам всецело приписывает праведной каре Божией за грех сквернословия. (Свящ. Порфирий Амфитеатров. Кормчий, 1905 г.).
На третьей неделе Великого поста 1868 года мой прихожанин, крестьянин села Воскресенское С. И., пошел в свой скирд за соломой. Ветер в ту пору был необыкновенно сильным. Взяв соломы сколько нужно, он пошел в обратный путь. Но так как сильный, порывистый ветер мешал ему идти, то он по своей гнусной привычке начал ругаться, негодуя на погоду. Неразумный и не подумал, что Бог изводит ветер от сокровищ Своих (Иер.10:13), воздвигает море ветром (Исх. 14:21), что Он же и запрещает ветру (Мф.8:26). Не думая и не размышляя об этом, он – Савва, так звали моего прихожанина, – шел и ругался. И за это дерзкое и безумное оскорбление Самого Господа был строго наказан: не дойдя до своего дома, он внезапно сделался нем…
Тут уразумел несчастный сквернослов, что эта внезапная немота – кара Божия за сквернословие, – и с сокрушенным сердцем и слезами обратился к Господу Богу с искренним раскаянием в своих грехах (при исповеди я довольствовался лишь движением ею головы и рук), дал Богу обет впредь так не грешить, и премилосердый Господь через двадцать один день (во все время немоты он был совершенно здоров и в полном сознании) отверз его уста и он опять начал говорить». (Свящ. Иоанн Смирнов. «Странник», 1868 г.).
Недавно в приходе села Новая Ямская слобода Краснослободского уезда Пензенской губернии подвергся явному наказанию Божию один крестьянин по имени Степан Терентьевич Шихарев. Этот несчастный имел привычку не только в пьяном, но и в трезвом состояний все свои речи постоянно сопровождать скверными словами. Сколько увещаний и убеждений приходской священник ни делал Степану, тот не оставлял своей привычки, и долготерпение Божие к нему истощилось.
Однажды Степан был позван соседом на свадьбу. Здесь, выпивая чарку за чаркой, он стал так сквернословить, что многие вышли из-за стола, причем одна старушка заметила Шихареву: «Что ты, кормилец, делаешь! Ведь ты ешь хлеб-соль, смотри – Бог тебя накажет – подавишься!» – «Небось, (такая-сякая), не подавлюсь; на вот, смотри!». Сказав это, Степан схватил кусок говядины и отправил его в рот. Но тут же свалился он на лавку и, раза два встрепенувшись, испустил дух. По вскрытии тела оказалось, что кусок говядины застрял в горле Степана, отчего он моментально и умер. («Пензенские епарх. ведомости», 1893 г.).
Это было в моем детстве. Помню я одного мужика, односельчанина, по имени Димитрий, отличительной чертой которого было постоянно, на все село, кричать и браниться – все равно, один ли он идет или с кем еще. Всякий раз, бывало, как только услышим крик с бранью, то уж знаем, кому он принадлежит. Я так привык к его крику, что почти уже не обращал на него внимания и считал как бы за нечто обычное.
Осень, помню, была теплая, и погода была, как летом. Димитрий шел молотить хлеб около своего овина, я вышел на улицу поиграть с товарищами-сверстниками. Но невольно я остановился, услыхав крик, хотя и знакомый, но более обычного сильный, более яростный сквернословием. Хотя Димитрий шел не очень близко и, будучи за домами, не был видим мною, но почему-то в этот раз от его брани на меня напал такой страх, что вместо того, чтобы идти к сверстникам, я поспешил обратно в дом. Потом, немного помедлив, я опять вышел и увидел необычную картину: вижу – бежит за село народ, и все с выражением какого-то испуга на лице. Движимый любопытством, хотя и не без страха, последовал и я за всеми бегущими. Все направлялись к овину Димитрия, где успела собраться уже немалая толпа народа. Пройти через толпу мне, малышу, не удалось; и немало было труда узнать, что случилось, – так все были поражены совершившимся… А совершилось вот что. Димитрий взял цеп и стал молотить. Но, ударив цепом раз десять, сошел с «ладони» и лег около нее как бы для отдыха. Но лег, чтобы больше не встать, ибо душа его внезапно разлучилась с телом, – и он стал бездыханен…
Так внезапно и на веки умолк язык, глаголавший срамная…
Доселе не могу без содрогания вспоминать сего страшного наказания Божия за сквернословие. И доселе не забываю поминать о упокоении раба Божия Димитрия, ужасаясь при мысли, что испытала, и быть может, испытывает еще несчастная душа его по разлучении от тела… Ибо сказано: «В чем застану, в том и сужу».
Не менее поразителен и другой пример наказания Божия за сквернословие.
В этом же селе – месте моей родины – жил крестьянин по имени Ксенофонт. Его дом был при самом въезде в село и слыл корчемницей или, по народному выражению, кабаком. Кроме того, Ксенофонт с женой содержал мелочную лавку, куда случалось и мне заходить купить кое-что. Сам хозяин не отличался должным благочестием, потому что в комнате своей, увешанной иконами, всегда почти находился в шапке. Мало того, по словам моей родительницы, «он был как турка: в церковь не ходил, не говел и не причащался». Бранных слов лично я не слыхал от Ксенофонта, и это, быть может, потому, что очень мало его видел; но судя по нижеописанному событию, привычку эту он, несомненно, имел. Как-то зашли к нему односельчане за покупками и, видя его в шапке и не молясь вкушающим хлеб, заметили, что так христианину грешно делать. Что же Ксенофонт? А он, вместо исправления, накинулся на них с площадною бранью. Но не успел он окончить сквернословия, как постигла его Божия казнь: он внезапно повалился на пол, будучи поражен параличом, который искривил ему рот, сделав почти невозможным принятие пищи, – отнял разум, язык и всю левую сторону тела. Промучившись с неделю, Ксенофонт скончался без покаяния и причастия святых Христовых Тайн… (Иеродиакон Ираклий.«Троицкое слово», 1910 г. №32).
В нашей деревне в 1886 году умер крестьянин по имени Иван. Жил он на свете более семидесяти лет. К собственному своему несчастью, он имел дурную привычку – почти через слово ругаться скверными словами даже и при обыкновенных разговорах. Перед смертью Иван хворал долго, не менее, кажется, года, и во все время болезни не переставал произносить скверные, ругательные слова. Жена Ивана, видя, что ее муж находится при смерти, пригласила священника, чтобы исповедать и причастить больного мужа. Священник, прочитав последование к исповеди и причащению, стал спрашивать или перечислять грехи Ивана, а он, вместо ответа: «согрешил я Господу Богу», изрыгал со свойственной ему привычкой скверные слова. Священник с великим сожалением оставил умирающего Ивана нераскаянным грешником.
При выходе священника из дома Ивана, сосед, живущий напротив него, спросил: «Что, батюшка, исповедал Ивана?» Священник, теперь уже покойный, глубоко вздохнув, сказал, что Иван на вопросы, грешен ли он, только ругается постыдными словами. Невольно воскликнешь: «смерть грешников люта»… (Мартирий Желобов. «Троицкие листки», № 53).
Да, смерть грешников люта! Святая Православная Церковь знает, что еще до последнего всеобщего Страшного Суда душа каждого умирающего человека проходит частный суд – мытарства, где ее истязают бесы за грехи, совершенные в земной жизни. Эти страшные мытарства минуют те, кто удостоился перед кончиной причастия Святых Христовых Тайн. И как страшно умереть без покаяния! Ведь это дорога в ад.
Есть люди, которые думают: погрешу пока, а потом покаюсь. Но мы видим немало примеров, когда Господь не дает покаяния грешнику, который не собирался в своей жизни бороться с грехом.
Здесь приведены примеры из дореволюционной жизни, когда большинство людей было воспитано в вере, и они были внимательны к качеству своей жизни, боясь оскверниться грехом и погубить свою бессмертную душу.
Ныне, наоборот, большинство людей легкомысленно относится к загробной жизни, не боясь гневить Бога, легко отворачивается от Церкви, равнодушно к молитве и не желает отказываться от своих грехов. И среди самых распространенных грехов – сквернословие, заполонившее речь нашего народа.
Да, грех этот не так тяжек, как, например, аборт, блуд или грабеж. Вроде бы что-то незначительное. Но вдумаемся, каковы результаты: человек умирает без покаяния, не получает возможности очистить душу перед священником, и, даже имея такую возможность, не может ею воспользоваться, ибо наказан Богом за грех сквернословия.
Будем помнить, что смертным может быть всякий в сознании совершаемый и при этом нераскаянный грех. Будем помнить и о том, что сквернословие – начало пути к еще большему злу. Покаемся же искренно в этом гнусном грехе, чтобы не повторить срамную речь никогда. Никогда! Ни при каких обстоятельствах, ни по какой причине.
Отбросим бесовское и примем Божье. Если апостол Павел говорит: «Какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?» (2Кор.6:14) – то где окажется душа сквернослова по смерти? Горе сквернословам. «Гортань их – открытый гроб». (Рим.3:13).
Мамонов Д. О грехе сквернословия. – Пермь: Изд-во «Вера», 2003. – 30 с. Издано по благословению Высокопреосвященного Виктора, Архиепископа Тверского и Кашинского