В один пасмурный день Алеша возвращался домой из школы. Свинцовые тучи покрывали небо и настроение мальчика точь-в-точь соответствовало скучному серому дню. А все из-за задачки по математике – учитель объяснял домашнее задание, все ребята поняли, а Алеша – нет. «Как ее решить?» – не выходило из его головы.
Как назло, папа был в командировке. «Он бы наверняка помог, – подумал мальчик, – а мама вернется поздно, да и на ее помощь рассчитывать особенно не приходится. Господи, что же мне делать?» – вздохнул Алеша.
До дома осталось несколько шагов, когда из-за угла вышел сосед. Это был самый неразговорчивый и угрюмый житель в их подъезде. Девчонки его боялись, мальчишки сторонились и кричали ему вслед обидную кличку «Чокнутый», а бабушки, сидевшие на скамейке, шептались, когда тот проходил мимо.

В соборе стоял впереди всех, около амвона. Место это считалось почетным. Здесь стояли городской голова, полицмейстер, пристав, миллионщик Севрюгин и дурачок Глебушка. Лохматого, ротастого и корявого Глебушку не раз гнали с не подобающего для него места, но он не слушался, хоть волоком его волочи! Почетные люди на него дулись и толкали локтем. Мне тоже доставалось от церковного сторожа, но я отвечал: не могу уйти! Здесь все видно! Во время Всенощного бдения или Литургии облокотишься на железную амвонную оградку, глядишь восхищенными вытаращенными глазами на певчих, в таинственный дымящийся алтарь и думаешь:
«Нет счастливее людей, как те, кто предстоит на клиросе или в алтаре! Все они приближенные Господа Бога. Вот бы и мне на эти святые места! Стал бы я другим человеком: почитал бы родителей, не воровал бы яблоки с чужих садов, не ел бы тайком лепешки до обедни, не давал бы людям обидные прозвища, ходил бы тихо и всегда шептал бы молитвы… Я не мог понять, почему Господь терпит на клиросе Ефимку Лохматого – пьяницу и сквернослова, баса торговца Гадюкина, который старается людям победнее подсунуть прогорклое масло, черствый хлеб и никогда не дает конфет «на придачу». Сторожа Евстигнея терпит Господь, а он всегда чесноком пахнет и нюхает табак. Лицо у него какое-то дубленое, сизое, как у похоронного факельщика.

Однажды в дом богатых людей пришёл проповедник. Его пригласили к накрытому столу, уставленному самыми изысканными кушаньями. Прежде чем приступить к трапезе, все посмотрели на проповедника, думая, что он начнёт молиться перед едой. Но тот сказал:
— Первый молитвенник в семье — отец семейства, он и должен помолиться первым.
Но глава семьи сказал:
— Какой в молитве перед едой смысл? В ней всегда повторяется одно и то же. Эти молитвы по привычке — пустая болтовня.
Тут семилетняя дочь хозяина дома сказала:
— Папа, значит, мне больше не нужно каждое утро приходить к тебе и говорить «Доброе утро»?

Агафанік ріс у благочестивій християнській сім’ї і з дитинства був навчений батьками кожен день обов’язково читати перед іконою Божої Матері молитву «Богородице Діво, радуйся…». Це він виконував з радістю, але як виріс, повсякденна суєта і турботи почали все більше відволікати його від Бога. Молитву читав уже рідко, а згодом і зовсім залишив. Так і жив.

В Петербурзі помер бідняк, залишивши дружину з трьома маленькими дітьми. У нещасних не вистачало навіть хліба. Одного разу, коли мати вийшла з дому, маленька дівчинка стала просити у старшого брата хліба. Але той не мав чим її нагодувати. Сестричка плакала, але як міг зарадити голоду братик. Хліба не було. Хлопчик вже вмів якось писати.У розпачі він вирішив написати листа до Самого Бога. «Святий, Милостивий Боже! Моя маленька сестричка хоче їсти. Ти пошли мені три копійки, щоб я купив їй хліба». Написавши це, він згорнув свій лист і побіг, аби вкинути його у поштову скриньку. Але хлопчик був ще малим, а скринька висіла високо, і він ніяк не міг до неї дотягнутися. В цей час проходив поблизу священик. Він взяв із рук хлопчика згорток паперу, прочитав і пішов у вдовину домівку. Переконавшись в бідності нещасної сім’ї, він залишив їм гроші. Наступної неділі батюшка у храмі говорив про милосердя, і згадав про лист хлопчика. Потім пішов по храму з блюдцем. Бідній сім’ї було зібрано 1500 рублів.